Ил-2 "Весёлая нечисть"

Кто-то внутри головы сказал вдруг очень скучным медицинским голосом "Отлетался, пилот".

Как ни странно, ничего не болело. Больше всего хотелось спать. Заснуть и чтобы когда проснусь – не было ни войны, ни этого противного режущего уши голоса. А была бы мама, школьные друзья…

Резкий голос опять выдернул меня из тёплого детства.

Твёрдая, прохладная ладошка лежала на шее. Я не видел её, но чувствовал.

– На-таш-ка… Принимай управление.

– Серёжа, я держу твою артерию. Отпущу – истечёшь кровью за минуты. Не шевелись только. И головой не крути.

Как же мне головой не крутить…какой из меня теперь лётчик.

– Как ребята?

– Легли все.

Легли…как в сорок первом. Тогда тоже ложились эскадрильями и полками. Как ни странно, голова начинала работать всё лучше. Сонная одурь отступала. Да, в глазах туман…но мало ли мы летали при нулевой видимости?

– Что с самолётом?

– Бак пробит. Можем попробовать дотянуть до линии фронта.

– Что с 262-ыми?

– Ушли. Вижу ещё последний. Давай, Серёжка, поворачивай, кровью истечёшь.

– Давайте курс, лейтенант Полякова. Преследования не прекращать.

Знаю я, Наташ, что это безумие. Не спорь только, не погань последних минут жизни. Штурмовать аэродром лучших асов Люфтваффе, в одиночку, полупарализованному, на разбитой машине… Улыбаться было больно.

Она не спорила:

– Есть, товарищ майор!

Дальше в памяти провал. Кто-то самолёт вёл – руки-ноги, наверное, потому что голова в этом не участвовала.

Выдернула меня в реальность Наташка:

– Идёт на посадку. Вижу аэродром. Это…Серёж, это не аэродром, это шоссе…вот почему их найти не могли.

Я уже не слушал. Чёртово закатное солнце бьёт в глаза…или это в глазах темнеет? Пойти сейчас прямо на аэродром – означало погибнуть, и притом бесполезно. Оставалось одно – в обход и подойти с запада…но это риск. Дотянет ли самолёт? И дотяну ли я?

Мы дотянули. Почти. Мотор заглох уже на подлёте.

6.

«В последние минуты перед возвращением командиры были спешно сплетены гирлянды. Щиты раскрашены, надписи сделаны, развешаны грубые знамена. Все наземные команды кружатся, как рой пчел.

Вскоре должны были вернуться самолеты. Все, кто мог бросить свой пост, побежали к месту парковки самолета командира. Майоры, капитаны и лейтенанты смешались в одну массу с механиками и техниками, объединенные общим желанием выразить свое уважение. У меня под мышкой были зажаты бутылка шампанского и два стакана.

Чтобы не опоздать в этой суматохе, я сорвал проволоку с горлышка бутылки. Пробка хлопнула и взлетела в небо по высокой дуге. Я быстро прикрыл ладонью горлышко. Не потерять ни капли.

Вовремя. На сей раз лейтенант пять раз качнул крыльями. После пятого захода он рванул машину вверх и под радостные крики толпы товарищей совершил идеальную посадку. Мы вытащили его из кабины, как только он откинул фонарь, и теперь он сидел на плечах двоих товарищей"…

(Из репортажа Гейнца Эккерса)

…Наверное они расслабились. Все смотрели на командира. Одинокого самолёта, возникшего со стороны заходящего солнца не заметил никто, пока он, в полной, неправдобной тишине не перемахнул над самыми верхушками окрестных сосен.

Гейнцу Эккерсу повезло как везёт только дуракам и детям – он остался жив и без единой царапины. Но ещё много лет после войны ему снился тот самолёт-призрак. И, он, Гейнц, стоит столбом, парализованный посреди разверзшегося вокруг ада. И твёрдая уверенность, что нечто в кабине этого самолёта – человеком не было. Не может так живое существо – в последние секунды жизни – возникнуть из воздуха, выбрать себе цели, поразить их все и умереть.

7.