Икс

– Это так, – с достоинством кивнул Логинов, – но там я обладаю довольно удивительными навыками. Я там такое могу, – добавил он с тихим восторгом, – что здесь удивляюсь, да и только.

– Что же, например?

– Не спрашивайте меня, – сказал Логинов и вдруг потупился. В этой книжной, с долгими периодами речи, юношеской застенчивости и внезапной смене настроений, пожалуй, только и видна была болезнь. – Не спрашивайте. Только если вам надо знать для вашей науки.

– Ну разумеется, голубчик, для науки. Для праздного любопытства у меня насекомые есть. – Энтомологические заслуги Дехтерева были хорошо известны.

– Здесь… здесь я не мог бы… убить, – сказал Логинов и поднял на профессора ясные глаза.

– А там приходилось?

– В исключительных обстоятельствах – приходилось, – ответил он твердо, с той смесью стыда и гордости, с какой, должно быть, православный воин отчитывался перед Сергием об убийстве врага, а тот кивал бы всепонимающе: так, чадо… так, чадо…

– А здесь это никак не сказывалось?

– Никогда, – уверенно ответил Логинов. – Я же говорил, связи если и есть, то они трудно установимы.

– Но вы сейчас хорошо себя чувствуете? Нет тревоги, тошноты?

– А, вы про это, – улыбнулся Логинов. – Хи-итрый! Я тоже думаю, что там все хорошо. Я убежал, видимо.

– Иначе бы чувствовали?

– Чувствовал бы, конечно. Когда меня там однажды избили, вы не представляете, как меня здесь три дня ломало. Вы не представляете просто. Это счастье, что я тогда был не там. Зато я здесь все-таки попал, думал – убегу, но как назло. Все перенес полностью. В подворотне трое подошли, не грабили, ничего. Просто, знаете, от злости. На Васильевском часто бывает.

– А скажите, – спросил Дехтерев, поскребывая подбородок. – Вы и здесь, и там одинаково не можете восстановить, что было, пока вас не было?

– Нет, пожалуй, не могу. Разве что гадательно или если рассказывают. Вообще, – Логинов оживился, – вообще есть одна закономерность. Но поскольку я давно уже тут, у меня мало было возможностей проверить. Это меня тревожит сильно, чрезвычайно сильно. Я вам скажу, но это еще проверять. В общем, всякий раз, как я нахожусь там, то есть душа, или вот это, что вы называете «эго», – когда, словом, оно там, я здесь более склонен к поступкам безнравственным. – Он опять потупился. – Я не говорю, конечно, про всякую грязь, это может быть, но я ведь почти не пью, вы знаете.

– Знаю.

– И по женской части у меня нет излишеств. Нормально, но без излишеств. – Вероятно, Логинов боялся, что его заподозрят в недостаточной активности по женской части, и подчеркнул: нормально. Я про другое. Когда я однажды… отсутствовал, я здесь… я, в общем, не могу вам сказать в подробностях. Но я… фактически был мною предан товарищ.

Произнести страшные слова «я предал» Логинов не решался.

– А там?

– Там… что вы хотите сказать? – Он побледнел. – Вы хотите сказать, что я, может быть, сейчас там… предал?

– Что вы. Вы сейчас бы чувствовали, – успокоил его Дехтерев. – Но, может быть, есть и там зависимость?

– Там… я прослежу, конечно… там я не чувствовал. Видите, там мне не приходилось еще… бывать в таких ситуациях. Или реже, гораздо реже. Там нет многого, что есть тут.

– Там – лучше? – прямо спросил Дехтерев.

– О, гораздо, гораздо! Это у них, за горами, случаются преследования. И подчас их агенты попадают к нам. Вот когда я переводил Криста – Крист, ну этот…

– Да-да, вчерашний, я помню, – подтвердил Логинов.

– Да. Несколько из них прорвались к нам. Но обычно – нет, что вы. Капоэр – не то место, где каждый день вот так перемалывают. Они и уходят к нам поэтому, а от нас – реже.

– Ну, от нас тоже редко уходят, – сказал Дехтерев и заговорщически подмигнул. – Много вы знаете случаев, чтобы от нас ушли?

– Из больницы? – понимающе кивнул Логинов.

– Да нет, из больницы уходят часто, иначе грош нам была бы цена. Я шире забираю. А впрочем, не станем пока… Вы записываете про Капоэр?

– Пишу, – виновато сказал Логинов, – но очень, знаете, плоско. Там совсем не так…

– Может, зарисовать? Вам передать принадлежности?

– Я попробую, – радостно сказал Логинов, – надо хоть попытаться… Я не ручаюсь за контуры, но цвета – да, я могу передать цвета.

– Хорошо, я распоряжусь. Идемте, – Дехтерев кивнул Стрельникову, и они вышли.

– Что, интересный? – гордо спросил профессор в коридоре, словно логиновская мания была его личной заслугой.

– Чрезвычайно. Скажите, а язык этого Капоэра…

– Вот! – Дехтерев торжествующе поднял палец. – Лингвисту все язык подавай. Нет-с, он обычный. Русский как есть, хотя слова употребляются в неожиданных значениях – рукой, например, называется всякий вытянутый мыс. Там мысов много, места морские.

– Проще всего, – сказал Стрельников, который из формальной школы вынес привычку «тривиализировать», – допустить, что он бессознательно сбегает…

– Э! – махнул рукой Дехтерев, не любивший, чтобы в его сложную науку лезли по-дилетантски. – Он ведь сбегает не только от плохого. У него иногда перещелкивает – и он от бабы уходит. Что-то с бабой делает, а ум не там.

– Но это как раз очень легко. Он боится бабу…