Икар

— С энергиями работают мыслью, а сила ее безгранична, светящееся тесто готовится намерением, трансформирующим его ткани через любовь, ну а запекание есть таинство творчества Высших сил. Так создавалась Земля, так выпекался Адам, так замешивалась Ева. Будешь отказываться от этого?

— Ты говоришь о Солнечном Хлебопеке как о Боге, — вдумчиво произнес Пекарь.

Икар просиял:

— Это утверждение очень близко к Истине.

Снова скрипнула дверь, за покупками зашла пожилая дама, она почтительно поприветствовала всех, поговорила с хозяином о погоде, предстоящих праздниках, внуке, не дающем покоя ее старому коту, во время разговора недоверчиво оглядываясь на Икара. Затем, выполнив свою миссию, или решив, что с нее достаточно общества молчаливого незнакомца, она, распрощавшись с Пекарем и ничего не купив, удалилась.

Пекарь, чертыхнувшись про себя на надоедливую бабку, обернулся к Икару:

— Я храню все рецепты в памяти, и если мельник с мельницей уже там… — он кивнул в сторону окна, ярко озаренного солнцем, — то мог бы отправиться с тобой без промедления, но что-то останавливает мой порыв и не дает сказать твердое «да».

Икар тяжело вздохнул:

— Что же за якорь бросил ты у порога этой пекарни, какие корни пустил сквозь забеленные мукой половые доски в земное чрево, или переборщил с яичным белком и не можешь оторваться от скалки, прилипнув к ней всей душой?

Пекарь, поводил носом, как старый охотничий пес и, рванувшись к печи, выудил из жаркой пасти ее готовую лепешку:

— Возможно, вот эта самая, чтоб ее, пахучая корочка, да маленькая смешная девчушка, с черными длинными косичками и любопытным, как у лисички, носиком, что прибегает сюда каждое утро за своим любимым крендельком. Отправься я с тобой сейчас, что будет с ней завтра?

Икар в который уже раз тяжело вздохнул:

— Я почти поверил, что ты, друг мой, станешь первым из тех, кто согласится примерить крылья и отправиться на Солнце. Видно, и впрямь крепки объятия мира грешного и плотного, коли всяк находит в нем нечто особенное и важное для себя, более ценное, чем любой полет, пусть и всего лишь мысленный.

Пекарь с извиняющейся миной на лице протянул молодому человеку свежую лепешку:

— Не обижайся, Икар, но чем больше я откусываю от земной булки, тем меньше мне хочется испробовать вкус солнечной.

Икар взял еще горячий хлеб:

— Понимаю тебя, Пекарь, и принимаю твой отказ с благодарностью. Возьми зерно и рыбу, — юноша положил на прилавок свои дары. — Запеки рыбу в тесте и укрась ее нетронутым зернышком.

Пекарь согласно кивнул и тут же спросил:

— Как мне назвать это блюдо?

— Крохотная истина, венчающая скованной собственной, но видоизмененной, сутью скорость осознания самой себя, — не задумываясь выстроил многоярусную фразу странный посетитель пекарни.

— Сложновато для человека, — Пекарь понюхал рыбу, — но я так и сделаю, прощай.

Закрыв за собой дверь, уже на улице, Икар почти шепотом произнес:

— Но не для Пекаря.

Глава 11. Икар и одиннадцатый апостол

Икар неторопливо шагал вдоль кованой ограды городского парка. Солнце, его мечта, любовно ласкало загривок, все еще теплая лепешка под мышкой, даже через ткань его накидки, создавала ощущение грелки, приложенной к больному месту, а послевкусие беседы с Пекарем было терпким, по причине своей глубины, но с горчинкой отказа последнего составить компанию юноше. Местная парковая ограда, в отличие от ее собратьев, обычно представляющих собой скучное зрелище в виде прямых, вертикально установленных прутьев-копий или больших львиных голов с зевающими пастями, висящими на железной паутине меж каменных столбов, отличалась разнообразием сюжетов и точностью выполненных деталей.

Вот мастер согнул металл в гибкую лиану, наградил ее изящными листьями и навесил гроздья плодов, напоминающих тую и виноград одновременно, а сотворив из множества таких лоз заросли, заселил из обезьянами, корчащими лупоглазые физиономии и «ломающими» собственные конечности абсолютно безобразным образом.

Следующая секция уводила зрителя в Египет, к пирамидам, сфинксам и странного вида существам при человечьих телах, но с головами собак или птиц и непропорционально длинными ступнями. Сюжетов было множество, мимо Икара проплывали замки с печальными принцессами, ожидающими своих возлюбленных, рыцари, лежащие недвижимо на земле, из лат которых торчали мечи и стрелы их врагов, парусники, неистово стремящиеся к прячущемуся в кованых витках волн солнцу, и дельфины, безуспешно пытающиеся предупредить моряков о грозящих им опасностях, царские пиры, где столы ломились от червленых яств, и владыки, указующие своим рабам пальцами с громадными перстнями на что-то вдалеке.

У «картины», на которой кормилица с благородным лицом держала на груди младенца, а к ее плечам подбирались аспиды, скорпионы и твари, с лисьими хвостами и рыбьими мордами, Икар, завороженный искусством кузнеца, остановился.