Июнь 41-го. Окончательный диагноз

Приказы положено выполнять, и моторизованные соединения 3-й Танковой группы начали разворачиваться на юго-восток для наступления на Минск вдоль дорог Гольшаны, Воложин и Сморгонь, Молодечно. К утру 25 июня первый эшелон 3-й ТГр в основном покинул территорию Литовской ССР и продолжил наступление, оказавшись в глубоком тылу войск Западного фронта. А снесенные ураганом немецкого наступления дивизии южного крыла Северо-Западного фронта все еще продолжали катиться на восток, рассыпаясь на мелкие и стремительно исчезающие обломки.

Вечером 24 июня штаб СЗФ отошел в Даугавпилс (155 км северо-восточнее Вильнюса), направив перед этим в 11-ю Армию приказ отвести остатки войск на рубеж Кедайняй, Швенченис (35–70 км к северо-востоку от линии Каунас, Вильнюс); авиации фронта было приказано «разгромить все военные объекты в Кенигсберг, Данциг и Мемель и мосты через р. Неман».^{505} Выполнять эти приказы (и даже просто транслировать их в нижестоящие штабы) было уже некому. 26 июня в 20–35 командование СЗФ докладывало в Москву: «5-я, 33-я, 188-я, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых <на> направлении Двинск. Много брошено оружия. 11-я Армия не является организованным боеспособным соединением».^{506}

За несколько часов до этого (в 16–25) в Генштаб поступила подписанная всеми тремя членами Военного совета СЗФ шифрограмма следующего содержания: «Народному комиссару обороны СССР. По ряду явных фактов штаб 11-й Армии попал в плен или пленены (так в тексте. — М.С.) шифродокументы. На протяжение двух дней от штаба 11-й Армии идут сфабрикованные шифротелеграммы. Высылаемая мною неоднократно разведка (23, 24, 25) не могла войти в связь со штабом 11-й Армии…»^{507} Через несколько дней штаб 11-й Армии нашли; в плену он не был, просто его донесения так сильно отличались от ожиданий штаба фронта (не говоря уже про довоенные планы оборонительной операции в Прибалтике), что их сочли немецкой фальшивкой…

Глава 3.3 Брест

Слова «Брест», «Брестская крепость» первыми всплывают в памяти у советского/российского читателя, когда речь заходит про начальный период войны. Не будем и мы пытаться нарушить устойчивую традицию, и рассмотрение боевых действий войск Западного фронта начнем с брестского направления, т. е. с истории разгрома 4-й Армии. История эта может служить чрезвычайно наглядной иллюстрацией к загадкам «большой игры», которую вел Сталин в июне 41-го года, и к ее (игры) последствиям.

«Основным недостатком планов являлась их нереальность…»

Во всех известных вариантах плана стратегического развертывания, разработанных зимой — весной 1941 г., левый (южный) фланг Западного фронта должен был стать направлением одного из главных ударов Красной Армии. В частности, на карте от 15 мая, собственноручно подписанной Василевским, отчетливо видны две красные «стрелы», которые от южного обвода «Белостокского выступа» тянутся к Варшаве и Демблину. (Рис. 26.) На каждом из этих двух операционных направлений предполагалось развернуть по одной Армии (13-я и 4-я), причем 4-я Армия (штаб в г. Кобрин) должна была быть самой мощной (в ее состав предполагалось включить два мехкорпуса).

Направленность боевой подготовки командования и штабов 4-й Армии вполне соответствовала таким планам. Генерал-полковник Сандалов (накануне войны — полковник, начальник штаба 4-й Армии) в своем военно-историческом исследовании, под грифом «секретно» напечатанном в 1961 г., без тени смущения или сомнения пишет: