Июнь 41-го. Окончательный диагноз

Большую тюрьму в Дубно начали строить в середине 30-х годов, и она должна была стать третьей по величине в Польше. Достроили тюрьму уже после «освободительного похода». В ходе глубоких социально-политических преобразований в тюрьме одномоментно находилось от 1,5 до 2 тыс. заключенных, но незадолго до 22 июня в Сибирь по ж/д отправили очередной этап, и тюрьма почти «опустела» – в ней оставалось порядка 400 человек, осужденных и подследственных.

«24.06 в 10 час. утра по телефону сообщили, что для отправки ЗК по контрреволюционным статьям будут поданы вагоны. На это число ЗК по к/р ст. осужденных и следственных насчитывалось 320 чел. Вагоны для отправки ЗК прибыли 24 июня в 17.00, в это время г. Дубно подвергался бомбардировке и артиллерийскому обстрелу со стороны противника, а также по сведению начальника гарнизона, что на город Дубно со стороны м. Верба противник ведет наступление в составе 127 танкеток…

Ввиду скоропостижной обстановки для принятия мер к ЗК я связался по телефону с зам. начальника УНКВД по Ровенской области лейтенантом госбезопасности т. Климовым, который в это время находился в обкоме партии. Тов. Климов дал распоряжение по телефону при невозможности эвакуации намеченный контингент ЗК к отправке уничтожить, а остальных заключенных освободить… В 20.00 я приступил к выполнению распоряжения зам. начальника УНКВД по уничтожению ЗК по ст. к-р, но так как противник занял станцию Дубно и продолжал наступать на город, [я уничтожить] всех ЗК, подлежавших к уничтожению, не смог, осталось закрытых в камерах около 60–70 человек…»

Видимо, и сам начальник дубненской тюрьмы (рапорт которого, отправленный 28 июня на имя начальника тюремного управления НКВД УССР, процитирован выше) не знал весь объем проведенной работы, т. к. живые в тюрьме были обнаружены, но в гораздо меньшем количестве.

«Рано утром 27 июля 1941 г. был произведен осмотр тюрьмы г. Дубно. К этому времени тюрьма была уже захвачена местными жителями, чьи родственники еще находились в тюремных помещениях. Тюремные камеры, в которых лежали тела расстрелянных, также были взломаны жителями. Их целью было вывезти тела расстрелянных родственников, что и было сделано с помощью повозок. Картина, открывшаяся зашедшим в казематы тюрьмы, была ужасной – ее просто невозможно описать словами. Повсюду лежали расстрелянные и изуродованные штыками трупы… Насколько жестоко пытали, истязали и мучили невинных политзаключенных, говорит находка, сделанная при чистке тюремных камер и вывозе тел заключенных: была найдена полностью содранная кожа человеческой руки, на которой все еще находились ногти пальцев. Помимо этого, была найдена человеческая ступня со все еще висящими на ней лоскутьями кожи…

Было установлено, что некоторые заключенные (в другом документе их число определяется в 8 человек. – М.С. ) смогли избежать расстрела или же отделались ранениями. Раненые находятся в частной клинике в г. Дубно. Они, а также лица, которые смогли спастись бегством, были допрошены и показали, что расстрелы проводились около 10 часов вечера во вторник 24 июня 1941 года. Выжившие смогли спастись тем, что они смогли выломать двери в камерах или же пробить стены при помощи батареи отопления… Вероятно, по причине поднятого шума тюремные охранники решили добить всех оставшихся, что и было сделано на рассвете в среду 25 июня…» [207]

Для полной ясности надо пояснить, что гитлеровцы вовсе не собирались превращать здание в «музей истории тоталитаризма»; ничего подобного – тюрьма была нужна им для работы. «Хотя все двери в камерах были взломаны, на отдельных этажах тюремного помещения удалось создать условия для содержания заключенных на закрытом пространстве. Всего для этих целей было подготовлено четыре этажа с 118 камерами средней и большой площади. После проведения этих мероприятий тюрьму можно считать готовой к приему политических и прочих заключенных…»

8-й мехкорпус

В то время как танковые дивизии 15-го мехкорпуса мелкими шажками блуждали по лесу в «заколдованном треугольнике» Радзехув, Буск, Броды (треугольник этот не слишком велик, со сторонами 35–40 км), третий по счету «танковый богатырь» двигался к месту будущего сражения широким, размашистым зигзагом, как лыжник в слаломе-гиганте.

Накануне войны 8-й мехкорпус генерал-лейтенанта Рябышева дислоцировался юго-западнее Львова, в полосе Дрогобыч, Стрый. На картах к апрельскому и майскому (1941 г.) вариантам Плана стратегического развертывания «ромбик» 8 МК появляется на самом острие «Львовского выступа», и красная стрелка от него тянется к Кракову. Это направление главного удара. О роли, которую предстояло сыграть мехкорпусу в предстоящем наступлении, можно судить и по званию командира (генерал-лейтенант, и это в то время, когда соседней 5-й Армией командовал генерал-майор), и по оснащению корпуса боевой и вспомогательной техникой.

8 МК начал свое формирование в «первой волне» мехкорпусов (в июле 1940 г.) в составе 12-й и 15-й танковых, 7-й моторизованной дивизии. Как и в соседнем 4 МК, весной 41-го года одну из этих дивизий (15-ю тд) передали в формирующийся 16 МК, а в состав 8 МК включили новую 34-ю танковую дивизию, созданную на базе 26-й танковой бригады.

После этих рокировок главной ударной силой корпуса стала «старая» 12-я тд. По состоянию на 1 июня 1941 г. в дивизии числилось (считая только исправные танки) 58 КВ, 98 Т-34, 102 БТ, 77 Т-26 (включая 16 огнеметных), всего 335 готовых к бою танков. По количеству танков «новых типов» 12-я тд оказалась на третьем месте среди танковых дивизий Киевского ОВО. По количеству тягачей (125 единиц, в т. ч. 30 «Ворошиловцев») – на первом. Кроме того, дивизия получила 54 пушечных бронеавтомобиля БА-10, 20 легких БА-20, 933 грузовых и 26 легковых автомобилей (включая представительский ЗИС-101 и «Мерседес»), 75 автоцистерн.

Моторизованная дивизия корпуса была сформирована на базе дважды Краснознаменной, ордена Трудового Красного Знамени 7-й стрелковой дивизии имени М.В. Фрунзе. По состоянию на 1 июня 1941 г. в дивизии числилось 935 грузовых, 151 специальный и 35 легковых автомобилей, 43 исправные бронемашины разных типов, 121 тягач (не считая 33 находящихся в ремонте) и 136 мотоциклов. Танковый полк дивизии был укомплектован слабо, в нем числилось «всего лишь» 83 исправных танка БТ [78] ; зато разведбат получил сверхштатное количество плавающих танков (28 единиц), в том числе 11 новейших Т-40.

34-я танковая дивизия была вооружена хуже, чем все те танковые соединения, о которых шла речь ранее. Основу вооружения дивизии составляли легкие танки Т-26, в исправном состоянии их было 241 единица (включая 30 огнеметных). Обладая таким же вооружением (45-мм пушка) и таким же противопульным бронированием, как и БТ, танк Т-26 заметно уступал ему в скорости и подвижности. Из новых танков было только 8 единиц тяжелых КВ. Кроме того, на вооружении дивизии числилось 26 танков БТ и 48 пятибашенных гигантов Т-35. Во время парадов на Красной площади это чудище производило неизгладимое впечатление на публику, но о его боевом потенциале судить сложно: обладая исключительно мощным вооружением (1 пушка 76-мм, 2 пушки 45-мм, 2 пулемета), этот танк с противопульной броней и огромными габаритами становился «учебной мишенью» для ПТО противника. [208]

По состоянию на 3 июня 1941 г. в 34-й тд было всего 42 тягача и 649 автомашин всех типов. Можно предположить, что к началу войны эти цифры несколько увеличились, т. к. указанное в документах суммарное количество тягачей и автотранспорта 8 МК превосходит арифметическую сумму их наличия в трех дивизиях примерно на 70 единиц по тягачам и на 600 единиц по автомашинам. В целом же 8 МК к началу войны представлял собой мощное ударное соединение в составе 32 тыс. человек, 925 танков и бронемашин, более 3,5 тыс. гусеничных тягачей и колесных машин [79] .

Как и в большинстве подобных случаев, архивные фонды мехкорпуса и его дивизий номинально существуют, но практически они пусты. Документы оперативного отдела штаба корпуса (ЦАМО. Ф. 3438. Оп. 1) начинаются с июля 41-го года, к тому моменту от корпуса мало что осталось; в архивном фонде 7-й мд (ЦАМО. Ф. 1057) есть несколько документов до 22 июня, и больше ничего; в фонде 12-й тд (ЦАМО. Ф. 3012) оперативных документов нет вовсе. Однако отсутствие первичных документов до некоторой степени компенсируется многочисленными докладами и отчетами о боевых действиях корпуса и его дивизий, составленными в июле-августе 1941 г. и сохранившимися в архивных фондах вышестоящих штабов. Существует также совершенно уникальный документ – Журнал боевых действий 34-й танковой дивизии, составленный, как можно предположить, с минимальной временной задержкой по отношению к описанным событиям (надпись у сургучной печати гласит: «прошит, опечатан 2.7.41» ), что позволяет достаточно достоверно реконструировать короткую и трагическую историю этого соединения.