Они считают, что плоть Слова была нетленной (ajqarton) с момента ее образования, они также утверждают, что Господь был подвержен страстям (ta paqh): голоду, жажде, усталости, но страдал не так, как мы: в то время как мы страдаем вследствие естественной необходимости, Христос, говорят они, страдал вольно (екоиакод) и не был подчинен законам естества.
В чем различие между христологией православных и афтартодокетов? Сам Иоанн в другом месте пишет о Христе: «В Нем нет ничего от принуждения или необходимости, но все свободно; вольно (qelwn) Он голодал, вольно жаждал, вольно испытывал страх и вольно умер».
То есть, Иоанн соглашается с афтартодокетами, говоря, что Христос страдал «вольно», но он осуждает их, когда они под предлогом божественной свободы, принижают человеческую реальность Его страданий. Ересь афтартодокетизма учила о человечестве Иисуса как об идеальном, свободном от последствий греха и представляла страсти как индивидуальные акты снисхождения или «икономии», которые могли иметь, а могли не иметь места. Для Иоанна, как и для всей православной традиции, воплощенное Слово с момента зачатия восприняло человеческую природу в ее падшем состоянии. Как Бог, ипостасно, Он, несомненно, оставался свободен от страстей и от самой человеческой природы, но Домостроительство спасения предполагало, что однажды и всецело Он должен стать слугой, должен воспринять все ограничения падшей человеческой природы (но не сам грех), чтобы освободиться от них «изнутри» и таким образом открыть путь к свободе для всего человечества.
Именно потому, что в Нем страсти не предполагают греха, то есть «порочных страстей», они имеют искупительное значение. Во Христе христиане обретают свободу. Страсти не смогли победить Его, и в той мере, в какой мы пребываем во Христе, они не имеют власти и над нами. Ни голод, ни жажда, ни страх, ни сама смерть не властвуют более над святым, ибо, пребывая во Христе, он также становится бесстрастным и имеет особую надежду получить в воскресении мертвых освобождение и от непорочных страстей. Для Христа после победы над смертью не существовало более никаких страстей: ни тления, ни голода, ни жажды, ни сна, ни утомляемости, ни чего–либо подобного.
Эти христологические рассуждения преп. Иоанна, также как и у преп. Максима Исповедника, основываются на том, что, хотя воплощенное Слово и восприняло всю полноту человеческих энергий, человеческой воли, Оно не являлось, однако, субъектом гномической, колеблющейся, избирающей и, следовательно, неустойчивой воли, свойственной тварным человеческим ипостасям. Божественная и единая Ипостась не может колебаться в выборе между добром и злом — она единственный субъект, единственный «исполнитель» поступков и действий Христа. Вот почему Его человеческая воля, энергия и страсти, присущие человеческому естеству, никогда не несли на себе печати гномической или падшей воли. Они не содержали никакого элемента греха, хотя были истинно человеческими по природе.
Но возможно ли истинное человечество, если источником его действий и самой жизни является божественная ипостась Логоса? В предыдущих главах мы уже видели, что некоторые современные авторы упрекают послехалкидонскую христологию за скрытый монофизитский уклон, эти упреки основаны на том, что «воипостазирование» будто бы вносит изменение в человечество Христа. Нужно выяснить, затрагивают ли эти изменения собственно природу, или же они касаются только ее внешних проявлений, зависящих от того состояния, в котором человеческая природа находится.
Рассмотрим у Иоанна Дамаскина два примера таких изменений человеческой природы Иисуса вследствие ипостасного единения.
Во–первых, перечисляя человеческие энергии Христа, он пишет:
[Христос, однако,] не имел деторождающей и производительной (to gennhtikon) энергии, ибо свойства божественных ипостасей неизменяемы, и невозможно, чтобы Отец или Дух сделались Сынами… С другой стороны, ипостась может соединиться только с другой ипостасью той же природы, но нет другой ипостаси, которая была бы сразу и Сыном Божиим и Сыном Человеческим… Более того, даже если естественный [половой] союз фактически и существует у большинства людей, он необязателен для них, потому что человеку возможно жить, не вступая в [половой] союз, и многие воздержались от этой страсти.
Следовательно, Иоанн определенно витает «порождение» действием ипостаси, и для него было очевидным, что Сын Божий не мог иметь сына; кроме того, он рассматривает «порождение» как феномен, который, очевидно, является человеческой энергией, но необязательней для человеческой жизни как таковой. Поэтому Иисус мог быть совершенным человеком, не будучи отцом.