Иисус Христос в восточном православном предании

По моему глубокому убеждению, византийская христологическая мысль, не имеющая ничего общего с тайно монофизитской, эллинизированной формой христианства, как иногда ее воспринимают, в действительности способна удовлетворить основным требованиям современного богословского поиска, выдвигаемым новой теологией. В то время, когда христианское богословие осознает, что для понимания назначения человека и его спасения старая западная концепция сверхъестественного является недостаточной, когда идея противопоставления природы и благодати все более и более ставится под сомнение, исключительно важно, дабы не свернуть на опасные пути секуляризованного христианства, вновь открыть для себя понятие, на котором основано все восточное святоотеческое учение о спасении. Человек только тогда является воистину человеком, когда участвует в Божественной жизни. Однако участие это — не сверхъестественный дар, но самая сущность человеческой природы.

О духовной традиции восточного христианства, о восточном монашестве и аскетизме существует обширная литература. К сожалению, очень часто эта духовная традиция рассматривается независимо от библейских, новозаветных, т. е. христологических и пневматологических категорий и в результате интерпретируется как эзотерическая или мистическая. Например, жертвой такого искажения часто становится учение об обожении. При исследовании христологии византийского периода вопрос «Кто есть Христос?» должен предшествовать нашему пониманию Павлова учения о жизни «во Христе».

Поскольку христология неизбежно носит сотериологический характер, я не ограничился строго христологическими концепциями как таковыми. В некоторых случаях представляется необходимым ответить на вопрос: как понималось спасение авторами, оказавшими значительное влияние на общее направление богословской мысли, но не писавшими непосредственно о Христе? К тому же христологическое объяснение необходимо и тогда, когда понимание спасения основано не на церковной христологии. Во всяком случае, такие авторы, как Евагрий и Псевдо–Дионисий оказали огромное — даже если и негативное — влияние на развитие христологической мысли, и я не могу не уделить им особого внимания.

Христология в пятом веке

Халкидонский Собор 451 г. открыл новую эпоху в истории восточной христианской мысли. По своей представительности, по числу участников и по масштабу дискуссий он отвечал всем условиям, которым должен был удовлетворять в то время истинно Вселенский Собор. Вместе с тем именно этот Собор явился причиной и поныне продолжающегося раскола Восточной Церкви.

В дохалкидонский период александрийская и антиохийская школы представляли собой два центра богословской мысли. Однако с завершением христологических споров V века ни одна из школ не сохранила своего специфического независимого направления. Богословский авторитет антиохийской школы так и не был восстановлен после ударов, нанесенных ей св. Кириллом Александрийским. Что же до александрийской, — то она в большей своей части, исключая незначительную проимперскую группировку мелькитов, последовала за вождями антихалкидонского раскола и обособилась в монофизитском исповедании веры. Вторжение персов и арабские завоевания, со своей стороны, положили конец существованию независимых центров церковной жизни в Сирии, Палестине и Египте. Константинополь, великолепная столица империи и важный центр церковной жизни на Востоке, не создал оригинальной богословской школы: в интеллектуальном отношении он сильно зависел от Александрии и, в еще большей мере, — от Антиохии. Но обстоятельства, сложившиеся после Ефесского и Халкидонского Соборов, поставили Константинополь в положение арбитра между Востоком и Западом и привели к созданию богословия примирения и объединения. Этот тип богословия получил одобрение императора, которого не устраивало то, что появление халкидонской и антихалкидонской партий разделяло империю. Такова была первая задача собственно «византийского» богословия. Можно сказать, что христологические споры V–VI веков сформировали византийский тип богословского мышления и предопределили его основную тему вплоть до IX столетия.

За время, отделяющее Халкидон от начала эпохи Юстиниана, византийскому богословию удалось осуществить творческий синтез александрийской и антиохийской традиций. Он не ограничился простым соединением разнородных элементов, но создал новое направление мысли, которое современные западные исследователи вслед за Ж. Лебоном окрестили «неохалкидонизмом». Западные историки утверждают, что новое направление, интерпретировавшее итоги Халкидонского Собора исключительно в свете александрийского богословия и в терминах св. Кирилла Александрийского (несколько двусмысленных) и придававшее незаслуженно преувеличенное значение Александрии, так и не сумело воссоединить монофизитов с Церковью.