Жизнь сравнима с островом в океане одиночества, её скалы предвещают надежду, её деревья означают фантазию, а цветы её — индивидуальность, а ручьи её — тоску. И твоё страдание, друг мой, есть тоже остров, отделённый от островов других и территорий. И неважно, сколько кораблей от твоих берегов уплывают в далекий край, и неважно, сколь часто прилив омывает твои берега, ты останешься одиноким островом, будешь терпеть боль одиночества, исполненную тоски по счастью.
Брат мой, я видел тебя сидящим на горе из злата чистого; ты был зажжён восхищеньем пред богатством, горд сокровищем и уверен в истинности веры твоей, дескать, каждая пригоршня золота есть звено связующее в цепи желаний, мыслей других людей, к которым навеки ты прикован. Глаза души моей видели тебя завоевателем великим, ты вёл войска, ты разрушал крепости врагов твоих. Но всё, что видел я, было лишь сердце одинокое, что бьется птицей в ящике златом, жаждой воли мучимое ежесекундно. Я видел тебя, сидящим на престоле славы, вокруг народ толпился, восхищённый величием твоим, пел гимны великим подвигам твоим, восхвалял мудрость и тобою любовался, как будто пророк ты; и восхищением народа пробивало полог небес.
Но, взглянув ещё раз, я увидел тебя одного в неприкаянном твоём Одиночестве.
Ты стоял подле трона, сожжённый, умоляющий духов незримых о сострадании и доброте, умоляющий о защите — так унижался ты, сам неспособный дать ни тепла, ни дружбы.
Я видел тебя, брат мой, влюблённым в удивительную женщину, ты положил сердце на алтарь любви своей. Когда увидел я, как нежно смотрит на тебя она, душа моя сказала: «Живи же вечно, любовь, что спасает от одиночества людей, и сердце одного с другим связует».
Однако, вновь взглянув, я увидал в твоём разрывающемся от любви сердце другое сердце одинокое, пытавшееся кричать, открывая тайны свои женщине; а за твоей наполненной любовью душой — ещё одну, одинокую, сравнимую со странствующим облаком и жалобно желающую слёзы утереть в глазах возлюбленной…
Твоя жизнь, друг мой, есть место одинокое, укрытое от прочих мест жилых иных людей. Это — дом, в который не проникнуть взгляду соседа. Если бы возможно было закутаться во тьму…
Брат мой, жизнь твоей души предопределяется одиночеством. Коли б было то не так, ты не смог бы быть собой, а я бы не был я. Не обвиняй ты это одиночество, я смог бы голос твой за свой принять, я смог бы, в зеркало глядясь, твоё лицо в нём увидать.
Свидетельские показания Клавдия, римского легионера