Иисус из Назарета

В этом смысле «пастырская речь» Иисуса оказывается внутренне тесно связанной с Его словами о хлебе из шестой главы: в обоих случаях речь идет о том, чем живет человек. Филон, великий иудейский философ и богослов, современник Иисуса, сказал, что Бог, истинный Пастырь его народа, поставил на пастырское служение своего «первенца», Логос (Barrett, 374). «Пастырская речь» Иисуса в передаче Иоанна не дает прямых оснований рассматривать Иисуса как Логос, Слово, и тем не менее, с учетом всего широкого контекста Евангелия от Иоанна, именно это и составляет ее смысл: Иисус, будучи воплощенным Словом Божиим, не только Пастырь, но и пища, истинная «пажить», питающая жизнь; Он, Который Сам есть жизнь, дарует жизнь, отдавая Себя Самого (ср. Ин 1:4; 3:36; 11:25).

Теперь мы подошли непосредственно ко второму важному моменту «пастырской речи» Иисуса, связанному с новым поворотом темы. Этот новый поворот, расширяющий смысл, очерченный Филоном, обусловлен не столько новой мыслью, сколько новым событием: вочеловечением и страданиями Сына. «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин 10:11). Подобно тому как речь Иисуса о хлебе не ограничивается одним лишь отождествлением Слова и хлеба, но говорит о Слове, ставшем плотью и даром, принесенным «за жизнь мира» (Ин 6:51), так и в «пастырской речи» Иисуса в центре оказывается дар жизни, принесенный за «агнцев». Крест становится центральным событием «пастырской речи», причем это событие предстает не как произвольный акт насилия, совершенный над Иисусом внешними силами, а как добровольное самопожертвование: «Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин 10:17–18). Здесь обозначено то, что происходит в Евхаристии: Иисус преобразует акт внешнего насилия, распятия, в добровольное самопожертвование. Он не просто приносит некий дар, он приносит в дар Самого Себя, чтобы дать жизнь. Мы еще вернемся к этой теме, когда будем отдельно говорить об Евхаристии и Пасхе.

Третий важный момент «пастырской речи» Иисуса — это то, что пастырь и стадо знают друг друга: «…он зовет своих овец по имени и выводит их. <…> овцы за ним идут, потому что знают голос его» (Ин 10:3–4). «Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец» (Ин 10:14–15). В этих стихах обращает на себя внимание совмещение двух понятий, о чем необходимо сказать несколько слов, чтобы попытаться постичь суть этого «знания» друг друга. Прежде всего мы видим, что «знание» друг друга предполагает «обладание», «владение». Пастух знает овец, потому что они принадлежат ему, и точно так же овцы знают его, именно потому, что принадлежат ему. «Знать» и «обладать» обозначают, собственно, одно и то же. Истинный пастух «владеет» овцами не как неким предметом, которым можно пользоваться, пока он не износится; овцы «принадлежат» пастуху на основании определенных отношений, и эти отношения, это «знание» друг друга строится на внутреннем приятии. Речь идет о внутренней сопричастности друг другу, которая гораздо глубже, чем простое владение вещью.

Поясним это на простом житейском примере. Ни один человек не принадлежит другому, как может принадлежать какая-нибудь вещь. Дети не являются собственностью родителей, жена не является собственностью мужа, как муж не является собственностью жены. Но они «принадлежат» друг другу, и это обладание гораздо более глубокого свойства, чем владение участком земли или любым другим предметом, который принято называть «собственностью». Дети «принадлежат» родителям и одновременно являются свободными творениями Божиими, каждое из которых имеет перед Богом свое призвание, и каждое перед Богом неповторимо и уникально. Родители и дети «принадлежат» друг другу, но эта «принадлежность» основывается не на принципе «собственности», а на принципе ответственности. Они признают взаимную свободу и, соединенные любовью и знанием, поддерживают друг друга благодаря тому, что сохраняют в этом союзе на веки вечные свободу и слиянность.

Точно так же и «овцы», то есть люди, сотворенные Богом по Его образу и подобию, принадлежат Пастырю не как предметы — ведь любой предмет может стать легкой добычей вора или разбойника. Именно в этом заключается отличие хозяина, подлинного пастыря, от разбойника. Разбойник, идеолог-фанатик, диктатор относится к человеку как к некоей вещи, которой он может распоряжаться. Истинный же Пастырь признает за людьми право на личную свободу, в основе его отношений с ними любовь и правда; Пастырь проявляет свое «собственничество» в том, что знает и любит своих подопечных, которым желает свободы в истине. Они «принадлежат» Ему, ибо Его объединяет с ними общее «знание», общая правда, и эта правда — Он Сам. Именно поэтому Он не пользуется ими, но отдает за них Свою жизнь. «Знание» и «самоотдача» в конечном счете оказываются неразрывно связанными друг с другом подобно тому, как неразрывно связаны друг с другом Слово и Воплощение, Слово и Страдания.