В том, что христиан следует наказывать, император Адриан не сомневается. Он просто боится, что обвинения в христианстве приведут к эпидемии ложных доносов или, чего еще хуже, к погромам, нарушающим монополию государства на насилие. Поэтому он настаивает, чтобы дело слушалось в суде.
Кроме того, Адриан не сомневается, что быть христианином — это само по себе «гнусное преступление». Состав преступления в данном случае состоит не в том, что человек, будучи христианином, что-то сделал.
Итак, мы имеем дело с парадоксом. У нас сохранились очень немногочисленные упоминания о раннем христианстве. В этих условиях следовало бы ожидать, что римские историки и тем более римские чиновники приложат все силы к тому, чтобы рассказать своим читателям о сути этого редкого и малонаблюдаемого явления.
Вместо этого единственные дошедшие до нас источники или упоминают о христианстве вскользь как о всем известном феномене или содержат фразы, которые могут быть истолкованы в пользу христиан.
Блистательный немецкий библеист, последователь Юнга Роберт Эйслер, был первым историком, который предположил, что такое странное положение дел объясняется вовсе не незначительностью фигуры Иисуса, а полутора тысячами лет христианской цензуры, выразившимися в тотальном истреблении антихристианских абзацев и целых утраченных в результате книг[270].
В самом деле. Посмотрим на наши тексты повнимательней.
Письмо Плиния Младшего, в котором он спрашивает у императора, стоит ли казнить христиан-детей, содержит длинный абзац о безобидности этой веры. Письмо Адриана, затесавшееся между двумя фальшивками, в их контексте выглядит как требование наказывать обвинителей христиан.
А Тацит? Он сообщает об «зловредных суевериях» (
О чем он? Он о том, что христиане не поджигали Рим. Рим поджег сам Нерон, а потом свалил ответственность за свое чудовищное преступление на не виноватых в этом христиан. Возникает простой вопрос: если бы Тацит чуть меньше ненавидел Нерона или если бы он, не дай бог, действительно обвинил христиан в поджоге Рима — какой шанс был бы у этого отрывка уцелеть?
Или он исчез бы за полторы тысячи лет христианской цензуры, как исчезла без следа та часть пятой книги «Истории», которая посвящена взятию Иерусалима?
«Если бы Тацит изобразил Иисуса как зачинщика всех бед, которые случились в Иудее во время Тиберия, копировали ли бы христианские переписчики этот абзац и позволил ли бы христианский цензор ему сохраниться?» — иронически спрашивает Роберт Эйслер[271].
Еретические сочинения
Конечно, можно предположить, что все эти исчезнувшие тексты — «История» Юста Тивериадского, куски из Тацита, Антоний Юлиан и даже целая книга Филона Александрийского о преследованиях иудеев при Тиберии, то есть в самое животрепещущее для нас время, когда был распят Иисус — ничего о приверженцах Иисуса не говорили, а абзацы из Иосифа Флавия как-то так сами переписались по себе.
Но вот проблема: у нас есть еще огромный класс сочинений, в которых имя Иисуса упоминалось, более того, они специально были посвящены Иисусу, мы совершенно точно знаем об их существовании, и тем не менее они тоже исчезли — навсегда или на века.
Я говорю, конечно, о текстах, признанных победившей фракцией христиан еретическими. Я сейчас не говорю об исторической ценности этих книг — представим на мгновение, что они все состоят из сплошных выдумок, глупостей и фантазий, не представляют никакой исторической ценности и не проливают никакого света на генезис христианства. Но по крайней мере одного в них нельзя отнять — что все они совершенно точно были посвящены Христу. И если эти тексты до нас не дошли, то вовсе не потому, что эбионитов, эльхасаитов, гностиков, манихеев, валентиниан, сатурнилиан, маркионитов и монтанистов не существовало вовсе.
Их нет потому, что начиная с IV в.н. э. церковь присвоила себе право истреблять эти тексты, и она пользовалась этим правом безраздельно в течение почти полутора тысяч лет.
Более того, дело обстоит еще страннее. «Пистис София», «Трехчастная Эпинойя», «Апокрифон Иоанна», «Евангелие от Филиппа» — все эти сочинения написаны не раньше середины II века и с самого начала считались римской церковью еретическими.
Однако в истории христианства есть множество других сочинений, которые играли огромную роль в его становлении, которые не часто — или никогда — не признавались еретическими, которые с одобрением цитировались отцами церкви и даже становились основой Евангелий, а потом были вычеркнуты из истории христианства — надолго или даже навсегда.