Иисус и победа Бога

Акция в Храме не могла не вызвать такие вопросы. Ум присутствующих не был «чистой доской». И ведь это не современные западные демократы. Они были буквально напичканы рассказами и символами о Царстве, рабстве, битве и свободе. Один из самых древних рассказов — исход: неправедное правление фараона привело к великому избавлению. Среди менее древних — маккавейское восстание: когда уже казалось, что язычники победили, вмешался Бог Израилев. Среди совсем недавних — восстание Иуды Галилеянина: верным иудаистам не подобает платить подать кесарю, ибо нет у них иного владыки и despotes, кроме ГОСПОДА[1774]. Эти два Иуды, Маккавей и Галилеянин, создают своего рода эхокамеру, в которой и должны были быть услышаны вопросы о свободе и Царстве наподобие этого короткого разговора. Храм, подати, революция, мессианство — все это существовало не порознь, а вместе. Поэтому присутствующие, видимо, подумали: вот еще один человек, желающий очистить Храм, еще один Галилеянин.

Не надо думать, что вопрос о подати — просто хитрость с целью обвинить Иисуса, с акцией в Храме не связанная. И не надо думать, что Иисус нашел способ уйти от ответа или перевел разговор с «политики» на «благочестие». Речь идет о подати и Храме, кесаре и Боге.

«Мы знаем, что ты… не заботишься об угождении кому–либо, ибо не смотришь ни на какое лицо»[1775]. Предпосылка этой преамбулы: Иисус кесаря не боится, а потому даст революционный ответ, если он действительно сторонник революции. По крайней мере, спрашивающие предполагают, что таково мнение наблюдателей[1776].

Лаконичный ответ Иисуса вмещает в себя широкую проблематику его глубоко революционной программы, связанной с Царством. Сначала он просит показать ему соответствующую монету. Этим он перехватывает инициативу, заставляя вопрошателей приоткрыть свои карты. На монете были портрет и надпись, со строго иудаистской точки зрения, кощунственные[1777]. Портрет был запрещен, и даже циничный Антипа удержался от того, чтобы чеканить свой образ на монетах. Надпись же прославляла божественность кесаря, говоря о нем как о сыне Бога[1778]. Поэтому вопрошатели скомпрометировали себя уже тем, что у них имелась такая монета[1779].

Далее идет знаменитый афоризм Иисуса: отдайте кесарю кесарево, а Богу — Божье[1780]. Отсюда часто выводят, что одно дело — верность Богу и Церкви, и совсем другое — кесарю и государству, и между этими сторонами есть некоторый конфликт[1781]. Есть, впрочем, и другое толкование: Иисус дает иронический комментарий по поводу зелотства, даже прямую критику последнего[1782]. Однако, пожалуй, Иисусов афоризм тоньше; он также теснее связан с темой Храма, Мессии и Вести о Царстве, чем предполагают указанные возможности.

Слушатели Иисуса ждали, что он, наконец, выскажется за революцию. Тут все идет на уровне намеков, но во многих политических ситуациях по–иному просто нельзя. Я думаю, Иисус специально ответил намеком, которым он отверг ложную альтернативу и предложил радикальный выход — собственную программу Царства.

Первый ключ можно отыскать в отрывке, наверняка знакомом Иисусу и его слушателям хотя бы через ежегодные празднования в честь маккавейских героев на Хануку. Когда старый революционер Маттафия готовился умирать, он обратился к сыновьям с речью, призывая их к ревности о Законе и вспоминая ревностных героях древности. Вот конец речи:

А Иуда Маккавей, крепкий силою от юности своей, да будет у вас начальником войска и будет вести войну с народами. Итак соберите к себе всех исполнителей Закона и отмщайте за обиды народа вашего. Воздайте воздаяние язычникам и соблюдайте заповеди Закона[1783].

С этим Маттафия умер. Как мы помним, на его место заступил Иуда, возглавил восстание, вел сражение, разбил языческую армию, очистил и восстановил Храм, заново укрепил Иерусалим — и установил царскую династию, которая продолжалась около столетия. Благодаря женитьбе Ирода на Мариамне она существовала и во дни Иисуса.

Маттафия наставлял сыновей отплатить язычникам их же монетой: делайте им, как они делали нам. Его слова, конечно, имели революционное звучание. Их сопровождает оговорка: соблюдайте заповеди Закона. Ведь существовала опасность, что люди, увлеченные революционным пылом, нарушат Тору. Чуть раньше Первая книга Маккавейская рассказывает, как революционеры спорили, следует ли в субботу защищать свою жизнь от нападения[1784]… Мы видим двойной пафос: долг в отношении к язычникам — биться с ними, а долг по отношению к Богу — исполнять Его заповеди. Впоследствии первое стало считаться частью второго. Ревность о ГОСПОДЕ и Торе означала революцию.