Иисус и победа Бога

• Израиль жаждет наступления Царства ГОСПОДНЯ (5:3). Он готов биться и трудиться ради этого. Однако Царство принадлежит «нищим духом»[1050].

• Израиль жаждет утешения, paraklesis (5:4). ГОСПОДЬ хочет его дать, — но не в виде националистического триумфа, где раны Израиля будут залечены нанесением ран другим народам. Утешение ждет подлинно скорбящих.

• Израиль жаждет унаследовать землю (5:5). Он может сделать это, — но только как учит Иисус, путем кротости[1051].

• Израиль жаждет справедливости (5:6). Он может ее получить, — но не через победу в битве над физическим врагом и не путем возмездия, а через смирение и мягкость.

• Израиль жаждет милости (5:7), например, милостивого эсхатологического избавления от врагов. Однако милость уготована не мстительным, а милостивым.

• Израиль жаждет увидеть Бога (5:8). Однако это уготовано не тем, кто соблюдает лишь внешнюю чистоту, но тем, кто чист сердцем.

• Израиль жаждет быть названным сыном Творца (5:9), оправданным в великой победе своей нации. Но сынами Бог Израилев назовет лишь тех, кто подражает Отцу, — миротворцев.

• Идущих за Иисусом по этому пути ждут гонения (5:10). Однако впереди у них и великое оправдание!

Другими словами, обетования, ранее относившиеся к людям, исполняющим Тору, отныне относятся к тем, кто верен Иисусу. Конечно, впоследствии заповеди блаженства могли сильно переосмысляться, но изначально они — Иисусов призыв слушателям обнаружить подлинное призвание как эсхатологического народа ГОСПОДНЯ и в своем поведении следовать ему, а не рекомендациям тогдашних вождей.

Заповедям блаженства легко придать абстрактный смысл. Соответственно, легко впасть в анахронизм. Однако когда мы переходим к словам о соли и свете (5:13–16), описанный мною исторический контекст избежать труднее. Они ставят перед Израилем задачу быть солью земли и светом миру. В сущности, это всегда входило в его призвание: быть народом священников, рабом ГОСПОДА, чтобы слава ГОСПОДА достигла концов земли[1052]. Однако соль забыла свое назначение, и свет начал светить самому себе. Город на горе (Иерусалим?) должен был стать местом, куда собираются народы, как мотыльки на светильник, — но он сделал все, чтобы и он, и его Бог, о котором свидетельствует само его существование, выглядели столь непривлекательными, сколь только возможно. В требовании есть упрек. Израиль был призван стать маяком для мира, — но он окружил себя зеркалами, удерживающими свет. Он лелеял чувство собственной чистоты и исключительности и не рассеивал тьму в народах. Однако с приходом Иисуса всем евреям, которые дерзнут, открывается возможность узнать свое предназначение и даже, — идя за Иисусом, исполняя его программу, — осуществить это предназначение, стать подлинным Израилем.

Можно спросить: неужели перед нами — отказ от всей надежды Израилевой? Израиль просит о хлебе, — неужели этот странный пророк предлагает ему камень? Вовсе нет (5:17–20). Иисус даже говорит: именно его интерпретация израильского призвания находится в подлинной преемственности с Торой и Пророками, книжники же и фарисеи поняли призвание неверно. Царство не попирает Моисея и Пророков: не может же Бог Израилев противоречить Самому Себе! Однако Израилю нельзя ограничиваться поверхностным пониманием Писаний, льстящим национальному чувству. В Священных Писаниях есть глубина, которой израильтяне I века не видят. Ее–то и раскрывает Иисус.

Эта глубина особенно заметна в пяти «аптитезах»[1053] между тем, «что сказано древним», и «а я говорю вам» (5:21–48). В них идет речь об убийстве, прелюбодеянии, клятвах, юридическом отмщении и ненависти к врагам. Этот раздел, по сути, раскрывает и толкует заповеди блаженства: в основе 1–й, 4–й и 5–й антитез лежат нищета духом, кротость и миротворчество; в основе 2–й антитезы — чистота сердца, в основе 4–й антитезы — жажда истинной справедливости, и т. д. Иисус усиливает требования, но как непохоже это на практику фарисеев! Он делает акцент не на внешних знаках верности Завету с ГОСПОДОМ, а на раскрытии внутреннего смысла заповедей, на целостной верности в сердце и в поступках. Как мы покажем в главе 9, настоящее расхождение Иисуса с противниками состоит в программе, а не в мелочных формальностях.

В центре этих антитез лежит не противопоставление «внешнего» и «внутреннего» соблюдения заповедей. Не нужно проецировать на них присущий XIX веку романтический идеал религии, где внешнее — плохо, а внутреннее — хорошо. Речь идет о том, какой результат даст в условиях Палестины I века предлагаемое Иисусом Обновление, принципиально новое понимание национальной идентичности. Речь идет о том, что расхожие толкования Торы нередко уводили Израиль с пути истинного к гибели. Иисус же звал к совершенно иному подходу, который должен был привести к совершенно иному результату.

• С потенциальным обвинителем необходимо встретиться и примириться (5:25–26)[1054].