Мытарь что-то писал в своей книге, стиснув зубы, губы его были напряженно сжаты, когда он водил пером. Наконец, с большой неохотой оторвавшись от подсчетов из-за тени у своего локтя, которая не двигалась с места, он поднял голову и увидел меня.
— Матфей, — сказал я и улыбнулся. — Записал ли ты своим красивым почерком те слова, что сказал тебе мой отец, Иосиф?
— Учитель! — прошептал он.
Он встал. Он не мог найти слов при виде той перемены, какая произошла во мне, ибо он видел множество небольших отличий от меня прежнего. И прекрасные одежды были самым незначительным из них. Прекрасные одежды были для него делом обычным.
Он не заметил остальных, которые стояли в стороне, сбившись в кучу. Он не заметил, как Иоанн и Иаков бар Зеведей сверкают на него глазами, словно хотят бросить камень, и как холодно глядит на него Нафанаил. Он смотрел только на меня.
— Рабби, — сказал он. — Будь у меня твое позволение, я записал бы их, да, все слова, что сказал мне твой отец, и много, много больше, то, что я сам видел, когда ты вошел в реку.
— Идем же со мной, — сказал я. — Я пробыл в пустыне множество дней. Сегодня мы будем пировать с тобой, я и мои друзья. Идем же, устрой нам праздник. Отведи нас в свой дом.
Он пошел прочь от таможенного поста, не обернувшись ни разу, взял меня под руку и повел в маленький городок у моря.
Остальные не стали осыпать его оскорблениями, не стали ничего говорить в глаза. Но конечно же, он слышал обвинения, которые время от времени бросали ему те, кто шел позади нас, и те, кто отстал и следовал за нами поодаль, небольшой толпой.
Не оставляя меня, он отправил мальчика вперед — предупредить слуг, чтобы готовились к нашему приходу.
— Но как же свадьба, рабби? — спросил Нафанаил, явно потрясенный. — Нам надо идти, иначе мы не поспеем вовремя.
— У нас еще есть время — это ночь, — ответил я ему. — Не волнуйся. Ничто не помешает мне явиться на свадьбу. И я должен рассказать вам сегодня о том, что случилось со мной, пока я блуждал по пустыне. Вы прекрасно знаете или узнаете уже скоро, что произошло, когда я пришел креститься на Иордан к своему брату Иоанну. Но историю моих скитаний по пустыне могу рассказать только я.
Глава 25
Сиреневые сумерки опустились на холмы, когда мы незамеченными вошли в Назарет.
Я повел всех кругом, чтобы нас никто не увидел, потому что факелы уже были зажжены и слышались радостные голоса. Прибытия жениха ожидали менее чем через час. Дети играли на улицах. Женщины в своих самых лучших белых платьях уже ждали с лампами в руках. Остальные все еще собирали цветы и делали из них гирлянды. Люди выходили из окрестных рощ с букетами из миртовых и пальмовых ветвей.
В доме царила суматоха, шли последние приготовления.
Моя мать заплакала, увидев меня, и бросилась в мои объятия.
— А мы думали, ты не придешь, — сказал дядя Клеопа, обняв нас обоих.
— Смотрите, кого я привел с собой, — сказал я, указывая на Маленькую Саломею, которая немедленно залилась слезами, обнимая отца.
Маленький Тобиах. Племянники и братья столпились вокруг нас, маленькие дергали меня за полы нового одеяния, и все приветствовали тех, чьи имена я поспешно называл.
Братья встретили меня, и каждый смотрел несколько смущенно, особенно Иаков.
Все знали Матфея как человека, который вместе с ними оплакивал Иосифа. Никто не задал вопроса, почему он здесь, даже дядя Алфей и Клеопа, даже мои тетки. И на его роскошные одежды никто не бросал косых взглядов.
Однако времени на разговоры не было.
Приближался жених.
Пыль была яростно сметена с наших одежд, сандалии вытерты, руки и лица вымыты, волосы причесаны и умащены, свадебные наряды вынуты из узлов. Маленького Тобиаха отмыли и сейчас же нарядили в чистое, все остальные тоже занялись приготовлениями.
Маленький Шаби прибежал сообщить, что никогда еще не видел в Назарете столько факелов. Все без исключения, во всем селении, вынесли их. Послышалось хлопанье в ладоши. Пение.
Даже сквозь стены мы слышали грохот цимбал, высокие голоса рогов.
Нигде не видно моей возлюбленной Авигеи.
Наконец мы вышли во двор, все мужчины выстроились по кругу. Самые маленькие доставали из корзин любовно сплетенные из плюща и белых цветов венки и надевали их всем на склоненные головы. Яким тоже был с нами. Молчаливая Ханна нарядилась в белое платье, ее по-девичьи причесанные волосы были красиво убраны под покрывало, она надела венок мне на голову, и ее глаза сияли, когда она улыбалась.
Я взглянул ей в лицо, и она отвернулась. Я услышал музыку такой, какой слышала ее она: настойчивое биение. Я увидел факелы такими, какими видела их она: беззвучное мерцание.
Сумерки отступили.
Свет ламп, свечей и факелов ослеплял, они мерцали и сияли на шпалерах и крышах домов во всем городе.
Я слышал, как пение нарастает в сопровождении арф и более глубокого дрожащего звука лютней. Даже треск факелов вливался в хор.
Вдруг затрубили рога.
Жених въехал в Назарет. Он и его сопровождающие поднимались по склону холма навстречу радостным приветствиям.
Во дворе вокруг нас зажглись новые факелы.