Даже имя матери Иисуса, Мария, упомянуто у Марка лишь однажды. Более того, это единственное упоминание ее имени в христианских письменных источниках вплоть до 90-х годов, и оно вложено в уста безымянного человека из враждебной толпы, которую, по словам Марка, удивила и разгневала проповедь Иисуса в местной синагоге. В данном эпизоде собравшиеся задаются вопросом, откуда у этого местного юноши такие необычайные познания, и тут кто-то из толпы выкрикивает: «Не Он ли плотник, сын Марии?» (6:3). Марк передает это замечание как заведомо грубое и оскорбительное. Взрослого еврея никогда не называли «сыном матери» – если только не желали сказать, что настоящий отец Иисуса либо неизвестен, либо его отцовство сомнительно. Это выражение содержит ту же коннотацию, что и наше слово «ублюдок»! Марк должен был отдавать себе в этом отчет, когда писал свой пассаж.
Перед нами разворачивается фактическая подоплека истории Иисуса, и мы можем наблюдать развитие традиции, не опасаясь, что, разоблачая детали одну за другой, подвергаем сомнению установленную истину. Никакой истины о семье и рождении Иисуса не существует. Скорее, мы выявляем то, что прирастили к описанию его жизни, когда эти «добавки» проникли в возникающую традицию.
Иосиф – имя земного отца Иисуса – впервые появляется у Матфея в середине 90-х годов. Как только идея непорочного зачатия стала частью традиции, возникла потребность в мужской фигуре, призванной защитить и «принять под крыло» беременную Марию в жестоком патриархальном обществе.
В истории Рождества у Матфея главную роль играет именно Иосиф. Мария в этой драме – не более чем статист, просто «дева», обрученная с Иосифом. Прежде чем они сочетались браком, пишет Матфей, обнаружилось, что Мария «имеет во чреве» (1:18). Матфей добавляет слова «от Духа Святого»[14], однако из остальной части его рассказа явно следует, что более раннее предположение содержало намек на некий скандал. Матфей описывает Иосифа как мужа «праведного» (1:19), который не желает обречь невесту на позор, объявив о ее беременности публично, и потому решает негласно разорвать помолвку. Тогда-то Иосифу и было первое из серии сонных видений – неотъемлемая часть драмы толкований, созданной Матфеем. Безымянный ангел, явившись Иосифу во сне, сообщает тому, что, во-первых, ребенок зачат не от другого мужчины, а от Духа Святого; во-вторых, что ребенка следует наречь Иисусом, и, в-третьих, что его рождение есть исполнение пророчества Исаии (Мф 1:20–23). Лишь тогда Иосиф, повинуясь полученному откровению, берет Марию в жены и принимает ее ребенка под свое покровительство. Символ этого покровительства – в том, что Иосиф нарекает младенца именем, которое открыл ему ангел.
Взрослого еврея никогда не называли «сыном матери»
Именно тогда в христианскую историю и вошла легенда о непорочном зачатии. Судя по всему, этот красивый, но явно вымышленный рассказ – творение самого Матфея. Матфей даже стремится найти для него обоснование в еврейской истории, что вообще присуще его стилю. По его словам, беременность Марии стала исполнением пророчеств Писания. Как библейское обоснование чуда он приводит греческий перевод Книги пророка Исаии, однако его попытка вызывала и вызывает множество проблем. Во-первых, слова «дева» нет в исходном еврейском тексте Ис 7:14. Во-вторых, текст Исаии на иврите подразумевает не то, что дева «во чреве приимет», как его цитирует Матфей, но что молодая женщина уже «зачала». Для меня уже одно это означает, что она не девственница! В-третьих, молодая женщина с ребенком у Исаии должна стать знамением дальнейшего существования Иудейского царства, в тот момент осажденного объединенными войсками Северного (Израильского) царства и Сирии, которые пытались силой увлечь царя Иудейского на совместную войну против ассирийцев. Исаия дает это знамение, чтобы успокоить царя Иудеи, – а тот боится, что его собственное царство падет под натиском двух царей. Вряд ли в условиях кризиса знамение от Бога, которому суждено исполниться не ранее чем восемь веков спустя, имело бы хоть какое-то реальное значение!