Что Иисус думал о Законе? Об этом трудно узнать. Кажется, он ни разу четко не высказался за или против[581]. Он не предлагает никакой систематизированной доктрины по поводу Торы. Скорее, Иисус принимает особое решение в каждом конкретном случае, отталкиваясь от своего личного опыта Бога. Совершенно точно, он никогда не выступает против Торы Израиля. Наоборот. Во многих ее аспектах Иисус видит реальное выражение воли Божьей[582]. Но Закон уже не занимает центральное место. Приходит Царство Божье, и это все меняет. Закон может верно регулировать многие стороны жизни, но это уже не самое основное в понимании истинной воли милосердного Бога, Который уже на пути сюда. Людям недостаточно спрашивать себя, верны ли они Закону. Теперь нужно спросить себя, что значит быть преданным Богу сострадания.
Иисус ставит людей не перед теми законами, о которых говорят книжники, а перед сострадательным Богом. Недостаточно жить привязанным к тому, о чем говорится в Торе. Следует искать истинную волю Бога, который нередко может вывести нас далеко за пределы того, о чем гласит Закон. В Царстве Божьем важно полагаться не на тех, кто соблюдает Закон, а на похожих на Бога сыновей и дочерей, старающихся быть такими же добрыми, как и Он. Тот, кто не убивает, исполняет Закон, но если он не освободит свое сердце от нетерпимости к брату, то не уподобится Богу[583]. Тот, кто не прелюбодействует, исполняет Закон, но если он эгоистично желает жену своего брата, он не уподобляется Богу[584]. Тот, кто любит лишь своих друзей, но в глубине души питает ненависть к своим врагам, не имеет сострадательного сердца, как у Бога[585]. Этими людьми правит Закон, но не Бог; они следуют Закону, но при этом не похожи на Отца.
Иисус ищет истинной воли Божьей с удивительной свободой. Его абсолютно не заботят споры о казуистической морали; он напрямую ищет то, что может принести людям благо. Он критикует, исправляет и оговаривает определенные трактовки Закона, когда находит, что они противоречат воле Бога, Который прежде всего желает сострадания и справедливости для всех слабых и нуждающихся в помощи[586].
Вероятно, его свободное отношение к ряду норм и предписаний вызывало большое удивление. В большинстве случаев обретаемое человеком состояние «нечистоты» не превращало его в «грешника», морально виновного перед Богом. Но согласно кодексу чистоты, его отделяли от святого Бога и препятствовали его вхождению в Храм и участию в отправлении службы. Похоже, во времена Иисуса за ритуальной чистотой следили довольно тщательно[587]. Наибольшую строгость соблюдали ессеи Кумрана. Достаточно посмотреть, с какой навязчивостью они снова и снова очищали собственные тела в течение дня. Фарисеи до этого не доходили, хотя их следование кодексу чистоты было гораздо категоричнее, чем у остальной части населения[588].
В противовес всему, Иисус с полной свободой общается с теми, кто считается нечистыми, невзирая на критику, исходящую от самых ярых законников. Он ест с грешниками и мытарями, прикасается к прокаженным и пребывает среди отверженных обществом людей. Истинное самосознание Израиля поддерживается не за счет изгнания язычников, грешников и нечистых. Статус «народа Божьего» определяется не «отделением», к чему склоняется большая часть представителей фарисеев, и не изоляцией в пустыне, подобно ессеям Кумрана. В Царстве Божьем истинная самобытность состоит в отказе от исключения кого-либо, в принятии всех, в особенности отверженных.
В христианских источниках сохранились слова Иисуса, хорошо выражающие его мысль: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека»[589]. Часть людей сильно обеспокоена соблюдением законов чистоты, чтобы не оказаться запачканной. С точки зрения Иисуса, подобная нечистота не может загрязнить человека. Внешнее ритуальное загрязнение не обладает высокой значимостью, поскольку не затрагивает сердца. Есть другая «нечистота», рождаемая изнутри, оскверняющая то, что находится внутри личности, и затем проявляющаяся в дурных словах и поступках. Чтобы принять Бога, важно не избегать внешних контактов, которые могут нас заразить, а жить с чистым и добрым сердцем[590].