Игуана

Дело в том, что ветхий дед одной рукой действительно прижимал к бурно бьющемуся сердцу дорогой ему реликварий (вообще, интересно бы узнать у этого идеологически выдержанного атеиста, как к нему в партийный дом на престижной улице попала церковная реликвия, но брать у воинственно настроенного деда интервью Сигма посчитала несвоевременным). Другую руку, как ни странно левую, поднятый с постели среди ночи хозяин, направлял ей прямо в грудь.

Если в вашей жизни, уважаемый читатель, аналогичные ситуации не припоминаются – поверьте на слово: крайне неприятное ощущение прежде всего в том месте, куда нацелен ствол. То есть просто таки жжет в этом месте, сверлит и свербит. А во вторых, надо сказать, и по всему телу разливается некая усталость и вялость. То есть, наверное, есть люди, которые мгновенно реагируют на такие нештатные ситуации, и сразу же выхватывают нож или пистолет с надеждой опередить врага. Но честно говоря, шанс уж очень невелик…

У Сигмы был очень хороший пистолет – «Беретта» М-951: итальянский ствол по кликухе «бригадир». Автоматический пистолет с отдачей свободного затвора, патрон на 9 мм шел от «парабеллума». Магазин на 8 патронов, бьет с такого расстояния со 100% гарантией. Но даже если и дальше, то тоже точно. Очень хороший ствол. Умельцы из оружейной мастерской Игуаны, на которую работала Сигма, заделали к стволу удачно-короткий «глушняк», так что даже с глушителем пистолет был не длиннее «беретты» «типо-олимпико», то есть 12, 52 дюймов, ну, если вы забыли, что такое дюйм, то 318 мм.

Если бы в руке у Сигмы уже была готовая к стрельбе «беретта», она, конечно, опередила бы старика.

А так вот – нет, шансы были не равны.

Надо заболтать деда, – быстро сообразила Сигма. – Отвлечь его от навязчивой мысли самолично расправиться с грабительницей.

– Вы кто? – наконец выдавил из себя старик, продолжая, однако надавливать и надавливать на курок своего «Фроммера». Если так дело пойдет – и поговорить не успеем, – мелькнула мысль у Сигмы.

– Я дико извиняюсь, – развязно улыбнулась холодными губами Сигма. – Это у вас в руках не реликварий ли будет?

– Ну? – растерянно то ли ответил, то ли спросил старик.

– Да вы пистолетик-то свой от греха вниз опустите, а то, не ровен час дырок тут в стенах наковыряете. Вы, извиняюсь, ремонт давно делали?

– В 1981 году, – послушно втянулся в разговор дед.

– А в ближайшее время обновлять обои, потолочек там побелить не собираетесь? А то могу порекомендовать очень приличных работников – штукатуры, маляры, из Молдавии и с Украины, у нас в городке углы снимают, дачи, а работать ездиють в Москву. Так как? Дать телефончик.

– Не буду.

– Что «не буду»?

– Не буду ремонт делать. В этой квартире уж и умру.

– А кто говорит про «умру»? Покажите мне человека, который утверждает, что вы непременно в ближайшее время умрете. Это что, портрет ваш?

– Да.

– А это – зеркало?

– Ну?

– Посмотрите сюда, в зеркало, нет, я вас прошу, отвлекитесь вы от вашей навязчивой идеи все время держать в вытянутой руке взведенный пистолет, поверьте профессионалу, рука устанет и может произойти непроизвольный выстрел… Поглядите сюда. Это зеркало?

– Ну?

– И кого мы в зеркале видим?

– Ну?

– Мы видим… Ну же, ну, подсказывать не буду… Ну…

– Мы видим…

– Правильно – вас и меня… А какой вопрос я давеча задавала?

– Не помню… Склероз, знаете ли, – ответил печально старик, опуская дуло пистолета чуть ниже и в сторону.

– Я задавала вопрос: какой человек может знать, когда вы умрете. Так? В смысле, я обещала вам показать человека, который утверждает, что вы умрете в ближайшее время. Так вот он, этот человек.

– Где?

– В… Извините, я хотела сказать – вон он, это я. Видите, у меня тоже пистолет появился в руке, и как ваш направлен на меня, так мой – на вас. Но ваш уже чуть опустился, «съехав» тяжеловато держать ствол на вытянутой руке, я ж; вас предупреждала. А мой – точно нацелен вам в лоб. Почему не в сердца в лоб? Да чтоб контрольного выстрела не делать. У меня вообще-то восемь «маслят» в магазине, но я использую лишь один. И делаю это вот так, плавно нажимаю на курок, у вас есть мгновение, чтобы вспомнить вашу жизнь, отданную партии и народу.

К чести старика, он не стал пытаться вспомнить что-нибудь героическое или приятное из своей большой и противоречивой жизни. Оставшееся время, доли секунды, он честно затратил на то, чтобы успеть чуть приподнять ставший тяжелым ствол и нажать на курок.

Так что выстрелы слились в один. Но выстрел из «беретты» с глушителем был тихий, как хлопок. А вот «Фроммер», выпустив пульку калибра 7, 65, наделал грохоту. Словно шкаф с медными подсвечниками рухнул на паркет.

Сверху незамедлительно постучали чем-то тяжелым.

В образовавшейся мертвой тишине, где были только два звука – тяжелое дыхание Сигмы и шорох, образуемый вялым сучением тощих, голых, волосатых стариковских ног в посмертной агонии, было на удивление хорошо слышно, как в квартире наверху густой мужской бас недовольно укорил:

Опять вы, Иван Митрофанович, среди ночи мебель двигаете. Вот г уронили шкаф, как давеча. Успокоились бы уж, поздно…