Игуана

– Значит, Вам придется довериться моему. Итак, на все время работы я беру расходы на Ваше пребывание с семья в моем ранчо. Надо, – пусть это будет три месяца, надо – год.

– Я уложусь в месяц, – сухо заметила Нина.

– Зачем спешить?

– Это срок отпуска моего мука – 30 календарных дней. Максимум можно взять две недели в счет будущего года, итого – 45 суток. И предупреждаю, на этом Вашем ранчо одна я не останусь и дня.

– Хорошо, хорошо, раз Вы уложитесь. Но я хотел, чтобы Вы, возможно, отреставрировали ещё пару-тройку моих картин.

– За те же деньги? – иронично ухмыльнулась Нина.

– За те же деньги. Я ведь имею в виду, что весь этот месяц, или полтора, Ваш сын будет консультирован у лучших американских профессоров, ему будет оказана максимально возможная помощь при его болезни, за те же деньги, – обиженно надулся Локк.

– Хорошо. Меня устраивают Ваши условия. Когда я могу приступить к работе?

– Хоть сегодня. Картина уже на ферме, на ранчо. Там хорошая охрана, – говоря это, Локк почему-то пристально посмотрел в глаза Мите. И уже сегодня на ферму приедет профессор Ричардсон, он осмотрит мальчика. Машина, чтобы съездить в городок, пройтись по магазинам, – в вашем распоряжении вместе с шофером и охранником. Деньги на карманные расходы, – 10 тысяч долларов, вы получите у моего секретаря. На этой вынужден закончить аудиенцию: меня ждут дела.

Они вышли сквозь длинную колоннаду в офисную часть «Эскориала», где их ждал секретарь Локка для подписания контракта.

– Ишь ты поди ж ты, старый козел, – аудиенцию он, видите ли, прерывает, – оскорбился Митя. – Тоже мне, императорское величество. Наворовал картин…

– Ну зачем так, Митя, ты несправедлив. Во-первых, он наш работодатель, а это предполагает определенную лояльность. Во-вторых, он – не крадет картины, он их подкупает, он миллиардер…

– Это сейчас покупает. Все они, миллиардеры, начинали с преступлений. А раньше что? Покупал? Эту «Мадонну», что тебе надо реставрировать, точно украл. Сам же рассказывал, вывез в начале 30-х гг. из Туркестана. Купил, скажешь?

– И скажу. Он и тогда был богатым.

– А что, богатые не воруют? Еще как воруют. Вот взять например наших жуликов, тех, что «на верху». Знаешь, сколько на них в ФСБ материала компрометирующего.

– И что ж не арестовываете?

– «Папа» не дозволяет. После 2000 года много интересного Россия узнает.

– А что ж раньше не решаетесь? Если такие смелые, когда можно без опасения за карьеру критиковать американского коллекционера, то чтобы не покритиковать своих «собирателей»?

– Да ладно Вам ссориться, – прервал спор старший Гоша. Он легко управлял потрясающей автоматической коляской, без устали вертя головой, рассматривая висящие на стенах залов, через которые они добирались в офисную часть «Эскориала» в сопровождении молчаливого, и, похоже, ни в зуб ногой по-русски слуги, – Вы только поглядите, какие здесь картины! И это не самые лучшие, похоже. У такого человека, как этот Локк, самые лучшие наверняка в запаснике.

Картины были действительно потрясающие…

– Мама, мама, смотри, это же Пантоха де ла Круз, поясной портрет Филиппа II. А это – портрет дона Диего де Вильямайор… Я думал, эта работа в Мадриде, в Прадо.

Это «реплика», то есть авторская копия. Отличная живопись.

– Какая странная мадонна. Как жестко прописана…

– Это Луис Моралес. У него есть целая серия таких вот, вроде бы религиозных картин, по сути же дела – портретов измученных смятенных людей.

– Как достигается эта холодность, экзальтированность?

– Конечно, многое зависит от маньеристской манеры мастера, но не забывай, если ты хочешь написать портрет человека, снедаемого скорбью, печалью, – подбирай краски синие, серовато – зеленые… Цвет уже создает настроение.

– А это? Этюд Эль Греко для картины «Погребение графа Оргаса»?

– Не думаю. Доменико Теотокопулли Эль Греко не любил писать этюды. Скорее, превосходная копия детали картины.

– Послушай, Нина – вмешался в разговор сына с матерью Митя. – Я, конечно, не большой искусствовед, но книг много прочел про испанскую живопись И всегда замечал, что и как, где и когда писал мастер. Мне кажется, здесь вообще много копий из музея «Прадо». Но все с каким-то странным выбором. Посмотри, вот явно копия с «Карлика-хромоножки» Риберы.

– Ты прав, Митя, я тоже обратил внимание, – вон копия портрета карлика Себастьяна Морра кисти Веласкеса, а это – шут, уродец Эль Бобо дель Кориа, работы того же Веласкеса…

– Да вон там – знаменитый Веласкесовский «Эль Примо», токе копия, – умное, благородное лицо, карликовое, уродливое тело.

– Тут какая-то тайна… Это не случайно, я думаю.

Неожиданно навстречу им, из-за портеры одного из залов картинной галереи выкатился, иначе трудно назвать передвижение на коротких толстых ножках, карлик с умным, красивым лицом.

– А, вот вы какие, – закричал он, останавливаясь перед москвичами и радостно хлопая в маленькие ладошки. – Вы очень симпатичные! Я скажу отцу, чтобы вас поселили в «Эскориале», и мы бы с тобой играли, да?.