Она просто сидела на земле возле меня, пока мутные черные тени ползли вниз по склону, и мне казалось, что это длилось тысячу лет. Поэтому ничего удивительного, что к тому времени, когда они наконец спустились, дождь перестал и начало светать. Я увидел розовые блики в спутанных волосах Йевелин — последний свет в ее волосах. В них так часто бывал свет, столько света… но ведь никогда не помешает еще немного.
Всходило солнце, капли дождя дрожали на желтых листьях, тени скользили по склону, а Йевелин осталась и держала мои пальцы в своих.
И мы ничего не сказали друг другу, потому что каждое слово имеет только один смысл, но нам никогда не узнать какой.
ЭПИЛОГ
Я так давно не смотрел глазами.
Это странное ощущение. Совсем забытое. Я, кажется, никогда его раньше не ценил. Зато теперь всё иначе. Теперь многие вещи придется учиться ценить заново… Когда ты камень, всё просто. К тебе подходят какие-то люди, что-то говорят, что-то просят, и это так скучно, что почти не утомительно. Ведь ты не способен думать — ты же камень. Это не больно. Просто цепенеешь. Самое время расправить плечи… и посмотреть глазами. Живыми. Я тысячу лет смотрел на мир каменными зрачками, но мир сквозь призму камня был так далек от меня, так странен, так… смешон.
Да, когда я смотрел сквозь камень, все виделось иным. Хотя этого человека я помню. Правда, ни разу не замечал в его взгляде ничего подобного. Восхищение, разумеется, это ожидаемо… но какая дерзкая уверенность! Что он о себе воображает? Кажется, вот-вот — произнесет приказ. Что-нибудь вроде «А теперь, о Демон, иди и разрушь город!» И я помчусь немедля. Разумеется.
А может, он всегда смотрел так, просто сквозь камень это было трудно заметить?
Второй нравится мне больше. Этот, в белом. Восьмипалый. Несмотря на то что руки у него в крови. Гадко… Неужели он не знает, что я не люблю крови? Не люблю пачкать руки кровью. С расстояния я пролью ее сколько угодно, пожалуйста. Но только чтобы не чувствовать ее на руках. Трусливо? Но это ведь жизнь.
Все-таки не нравится мне улыбка этого, в красном… Как будто знает обо мне что-то. А! Кажется, понимаю… Ну-ка… Да! Он воображает, будто ему известно мое имя. Вот откуда столько самодовольства. Он раскопал какие-то старые бумажонки, написанные полоумными летописцами, одержимыми падучей, и думает, будто расшифровал имя Безымянного Демона. И будто бы так им, то есть мной, можно управлять. Бедолага… честное слово, мне его почти жаль. Он, наверное, давно себя тешит этими мыслями. Очень давно… Как обидно будет его разочаровать. Дурак, сам виноват. Безымянный Демон на то и Безымянный. Только то, чему нет названия, знает истинные имена. Впрочем, это ведь было раньше… Так давно. А теперь я смотрю глазами. Да? Да.
И всё потому, что ты не ушла. Всё потому, что мы остались. И вода текла по лицу… в руки, на листья…
Что это я? Сейчас не до того. Сантименты остались в прошлой жизни. Теперь пора бы заняться делом. Слишком долго я простаивал в бездействии. Непростительно долго.
И теперь я столько всего могу. Знаю, что могу. Начнем, пожалуй, прямо отсюда. С этого дерзкого типа в красном. И этого восьмипалого, с окровавленными руками… Да?
Да. Если ты хочешь. Решаешь ты. Я решаю, мы вместе решим, я сделаю так, как мы захотим, чтобы вода не текла по губам на листья…
Бедные, бедные глупые людишки. Вы не читаете моих книг. Вы пишете свои и верите им. А я ведь предупреждал вас: да убоитесь вы черной любви… да убоитесь! Она принесет вам вовсе не то, чего бы вы хотели. Совсем не то, во что вы играли.
Потому что вы не сможете подчинить Безымянного Демона. Потому что он мертв. Потому что вы вернули Демона, но он больше не безымянен. Слышите, бедные, глупые, я больше не безымянен. Теперь я знаю свое имя.
Меня зовут Эван.
И вы заплатите… заплатите за то, что сделали с нами.
Да, Йев?
…Да.
Ну что ж.
Поиграем, пожалуй.