Игры на раздевание

- Кай! - одёргиваю его и получаю раздражённый взгляд. Он заканчивает беседу минут тридцать спустя, и мы выходим на пляж на час позже запланированного. Я злюсь, ненавидя тот миг, когда выбрала парня, имеющего столь прочную связь с «другом» женского пола.

- Дженна такая же часть моей жизни, как и Лейф, почему тебя не бесят его звонки? - с вызовом интересуется поборник прав межгендерной дружбы.

Потому что она женщина, Кай. Потому что я устала от её вечного присутствия, меня изъела ревность, потому что вам действительно всегда есть о чём поговорить. Двадцати четырёх часов в сутках не достаточно для бесконечных ваших совместных тем обсуждения!

Вслух говорю:

- Мы договорились разделить дни, пожалуйста, общайтесь по чётным числам сколько угодно.

Я читаю книгу о роли игр с песком в развитии детей с синдромом Дауна, Кай следит за Немиа у бассейна. Но не проходит и часа, как он подходит с сотовым у уха и просит его заменить, потому что ему срочно необходимо подняться в номер и переслать Дженне  важные файлы со своего ноутбука. Я демонстративно отворачиваюсь в сторону и затыкаю уши наушниками, подняв громкость едва ли не на максимум.

Это было небольшое время, совсем недолгое. Десять минут, может быть, пятнадцать. Я шарю глазами вдоль бортика в поисках знакомой, расчерченной мышцами спины или шоколадной головы Немиа, но не вижу никого из них. «Наверное, пошли к морю или в туалет» - думаю, а сама встаю, ведомая каким-то древним, но всё же порядком атрофировавшимся инстинктом. Долго шарю глазами по кишащим в бассейне детям, прислушиваясь к звону в собственных ушах, как вдруг совсем близко от себя замечаю ментоловую ткань с принтом крошечных долек арбуза. Мой ребёнок под водой.

Это был миг душераздирающего ужаса. За ним - понимание необратимости. Ничтожные минуты… если б только их можно было отмотать назад и поступить иначе.

Моё тело трансформируется в безумца, владеющего навыками сердечно-лёгочной реанимации. И она бесконечна. Бесконечны мои действия, бесконечно отчаяние, бесконечны реплики стоящих вокруг меня зевак, смысла которых я не понимаю. И даже не пытаюсь, потому что в голове только: «Это моя Немиа! Это моё дитя! Мой ребёнок не дышит! Мой ребёнок не смотрит! Мой ребёнок больше не живёт…». Вскоре появляются люди в форме, меня хватают за руки, да так, что предплечья покроются синяками, но боли я не помню, потому что у меня срыв.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​

Когда прихожу в себя, специалисты делают свою работу, а я, придавленная бетоном вины, перечисляю в уме то, чего моё дитя больше никогда не сделает: не побежит, не попросит мороженого, не притащит любимую книжку, не нарисует картину, которую обязательно нужно было бы повесить в родительской спальне на стене, ничего больше не скажет, в том числе и «мама, обними меня»…

В глазах Кая вначале непонимание, затем…  какая-то глубинная тоска, медленно расплавляемая болью. Он упал на колени и ждал, зажав рот рукой, наверное, молился, хотя и никогда не верил. Но после слов «девочка слишком долго пробыла под водой» его выдержка сломалась.

Его руки отстранили всех и прижали к себе маленькое пустое тельце. Кай выл, как воют звери, но не громко, а глухо, неосознанно стремясь спрятать боль внутри себя. Он не соглашался отдавать нашу дочь ни медикам, ни полиции и не желал ни с кем делиться своим крахом. Он не был похож на человека. Даже на безумца не был похож. Произошедшее растёрло его в пыль. Покорёжило. Раздавило.

Видеть это было… жутко, больно и страшно в той степени, которая находится за пределами человеческих возможностей. И вскоре я перестаю чувствовать, слышать, понимать, а потом снова закрываются мои глаза, руки зажимают уши.

- У тебя шок, - сообщают мне  на испанском тонкие губы коллеги неопределённое время спустя.

Помню, как бегу в нашу комнату в отеле, залезаю под огромное одеяло, со всех сторон заворачиваю себя в него, закрываю глаза и делаю то, что делала в детстве в моменты приближения срывов: переношу себя в другой мир.

Большинство аспи не понимают, что такое мечтать, я же преуспела в этом так, что мечты иногда не могла отличить от реальности. Мы втроём бежим по красивому берегу, где кроме нас – никого. Немиа посередине -  держит за руку меня и своего отца – и это не Кай. Вместо него я вижу мужчину без лица, имени, без истории. Он никогда не причинял мне боль, прорывая девственную плеву, он не говорил, что моя ревность убила его ребёнка. И он, будучи в исступлении, не выл, спрашивая себя: «Зачем же я с тобой связался, проклятая аутистка?!».