Игры форов

Майлз встал и, шатаясь, пошел из кабинета, опираясь на руку отца и хлюпая ногами в пластиковых сумках.

— Помимо упомянутого, как вам понравился остров Кайрил, мичман Форкосиган? — спросил граф. — Ты не часто звонил домой, как заметила твоя мать.

— Я был занят. Так, посмотрим… Климат был зверский, почва смертельна, треть населения, включая моего непосредственного начальника, большую часть времени пьяна. Средний IQ равнялся средней температуре в градусах Цельсия, в пределах пятисот километров в любом направлении не было ни одной женщины, а командующий базы был склонным к убийству психопатом. Помимо упомянутого, все было чудесно.

— Похоже, это место ни капельки не изменилось за двадцать пять лет.

— Ты там был? — Майлз скосил на него глаза. — И все-таки позволил послать туда меня?

— Как-то мне довелось командовать базой Лажковского пять месяцев, пока я ждал своего назначения капитаном крейсера «Генерал Форкрафт». В этот период моя карьера находилась, так сказать, в политическом затмении.

Так сказать.

— И как тебе там было?

— Я немногое помню. Я был пьян большую часть времени. Каждый находит собственный способ выживания в лагере «Вечная мерзлота». Могу сказать, ты справился лучше, чем я.

— Я нахожу ваше дальнейшее выживание… обнадеживающим, сэр.

— Я так и подумал. Поэтому и упомянул про это. При другом раскладе это вряд ли тот опыт, который мог бы служить примером.

Майлз посмотрел на отца.

— Я… поступил правильно, сэр? Прошлой ночью?

— Да, — просто сказал граф. — Правильно. Возможно, это был не лучший из всех возможных правильных вариантов. Через три дня тебе может придти в голову и более умная тактика, но в тот момент ты был на поле сражения. Я стараюсь не критиковать действия своих боевых командиров задним числом.

Впервые с того момента, как он покинул остров Кайрил, Майлзу стало легче на сердце.

Майлз подумал, что отец, возможно, отвезет его в огромный и знакомый комплекс Имперского военного госпиталя, находящийся в нескольких километрах езды по городу, но они нашли лазарет и поближе, на три этажа ниже в здании штаб-квартиры СБ. Заведение было небольшим, но полностью оборудованным, с парой комнат для проведения осмотра, отдельными палатами, камерами для лечения заключенных и охраняемых свидетелей, операционной и, наконец, закрытой дверью со зловещей табличкой «Лаборатория химического допроса». Должно быть, Иллиан сделал предварительный звонок, так как санитар уже фланировал по приемному покою, ожидая их прихода. Вскоре прибыл и штатный врач СБ, слегка запыхавшийся. Прежде чем заняться Майлзом, он поправил на себе форму и строго по уставу отдал честь графу Форкосигану.

Майлз предположил, что врачу было более привычно заставлять людей нервничать, чем самому нервничать в их присутствии, и что из-за такой смены ролей он чувствовал себя не в своей тарелке. Была ли причиной некая аура прошлого насилия, все еще прилипшая к его отцу после стольких лет? Его власть, его история? Какая-то личная харизма, которая заставляла напористых во всем прочем людей поджимать хвосты в его присутствии? Майлз совершенно отчетливо чувствовал это идущее от отца излучение, но все же, кажется, оно не влияло на него так, как на других.

Наверное, имела место акклиматизация. В свою бытность лордом-регентом отец обычно брал двухчасовой перерыв на обед каждый день, независимо от каких-либо кризисов, за исключением разве что войны, и исчезал в своей резиденции. Только Майлз знал, как эти часы выглядели изнутри, как большой человек в зеленой форме в пять минут заглатывал сэндвич, а затем проводил следующие полтора часа на полу со своим не способным ходить сыном — играл, разговаривал, читал ему вслух. Иногда, когда Майлз замыкался в истерике, сопротивляясь какой-нибудь новой болезненной терапии, повергая в отчаяние свою мать и даже сержанта Ботари, его отец был единственным, кто обладал достаточной твердостью, чтобы настоять на этих десяти дополнительных болезненных растяжках на ноге или на вежливом согласии на гипоспрей, еще один курс хирургии или ледяных препаратов, обжигающих его вены. «Ты фор. Ты не должен пугать своих вассалов подобными капризными номерами, лорд Майлз». Острый запах лазарета и напряженный доктор вызвали в нем волну воспоминаний. Не удивительно, подумал Майлз, что он не смог в достаточной степени испугаться Метцова. Когда граф Форкосиган ушел, лазарет, казалось, совсем опустел.