Игрушка Плюшевых мишек (СИ)

Я устала стоять в такой неудобной позе. Мне было больно и страшно. Хотелось покончить со всем этим как можно быстрее. На что меня толкнул отец своим пагубным для семьи пристрастием? Ведь он меня попросту продал этому человеку. Как вещь, как игрушку.

— О, я много чего хочу. Ну что же. Пожалуй, поживаешь в моём доме. И будешь делать, что скажу. Тебе повезло быть рабой в моём личном пользовании. Будешь моей любимой игрушкой, так сказать, усладой для моих уставших глаз.

Быть игрушкой Бориса? А есть ли у меня выбор?

— Ты не оставляешь мне никакого выбора, — попыталась выторговать себе хоть какие-то условия.

Глава 2

Борис на меня посмотрел с неподдельным удивлением. А я поежилась.

— Как так? Выбор есть всегда. Тебя оттрахают здесь и сейчас все мои гости. Или ты, скажем, месяц будешь жить в моём подчинении. И любовник у тебя будет лишь один. И это буду я. Ах, да, насчёт полиции и других служб. Ты же знаешь, чем это чревато. Так что сразу забудь.

Я и не думала даже об этом. Если отцу наплевать на семью, то мне нет. У меня есть младшая сестра, которая мне дорога. И лучше я, чем она попадет под раздачу.

— Тогда ты, — тихо выдавила из себя.

— Отлично. Валек, отвезешь Лизоньку в загородный дом и передашь её в руки Марты.

— Она будет недовольна.

— Ей платят не за её довольство. Можешь так ей и передать. Потом разрешаю заехать в бордель и оттянуться, как тебе захочется. Только никого калечить, Валёк, не нужно, иначе я тебя порешу. Всё понял?

— Да, — буркнул Валек. И, сжав меня напоследок в своих крепких ручищах, отпустил.

Я, покачнувшись, чуть не упала, но Валек придержал. Мне хотелось от него отшатнуться и сбежать. Но бежать было некуда. Закрытые двери, последний этаж.

— Раздевайся, — я вначале не поняла, к кому Борис обращается.

Я находилась посреди кабинета. И за столом сидели деловые партнёры Бориса. В количестве не менее десяти человек. И он предлагал мне добровольно при них раздеться? Я мельком взглянула на мужчин. И тут же потупила взгляд. Всё как один улыбались. Всем нравилось моё унижение.

— Что?

— Что слышала. Раздевайся. Я жду.

В кабинете во время нашего разговора стояла мертвая тишина. Лишь только тихий гул вентиляции разбавлял гнетущую атмосферу.

— Но. Тут же мужчины.

— Верно, мужчины. И большая часть из них, истекая слюной под столом, надраивает на тебя свои члены.

По моим щекам заструилась слезы, и я, прикусив губу, еле сдерживая рвущийся изо рта всхлип, из себя выдавила:

— Ты-ы-ы.

— Что я? Ублюдок? Тварь? Мразь? — Борис стоял рядом со мной и что бы с ним разговаривать, мне приходилось задирать голову. Сзади меня каменной стеной так и продолжал стоять Валентин.

— Да-а-а.

— Ничего нового ты мне не поведала. Зато ты запомнишь этот день и поймёшь, каков твой любимый папочка. А ведь у него был выбор, как, впрочем, и у тебя.

— Это не выбор! — горячо выкрикнула я.

— Какой есть. Не смерть же? Я помогу, Лиза, принять тебе решение. Вижу, у тебя руки дрожат.

Я сжала кулаки посильнее. Хотя прекрасно понимала, только Борис пальцем пошевелит, и меня тут же разорвут на части. Но мужчина решил поучаствовать в моём дальнейшем падении сам.

И одним резким движением Борис разорвал на мне майку. Сердце моё отчаянно забилось в груди, а грудь заколыхалась. У меня скрутило живот. От страха и резкой волны возбуждения. Мне это нравилось? Всё это? Похоже, что да. Да, я больная, как и Борис.

— У тебя красивая грудь, Лизонька. Словно мёд с молоком. Ты знаешь, а ведь я люблю большую грудь. Смотреть на неё, прикасаться к ней, ласкать её. Большая грудь для больших мужчин. А ещё обожаю напряжённые соски. Хочется взять это чудо в руки. Можно? — Борис продолжал говорить со мной ласково, успокаивающе.

Как будто мы были одни, и никого рядом, кроме нас, больше не было. Я на его слова машинально кивнула, и мужчина высвободил мои груди из плена черного кружева. Я стояла, кусая губы, а слезы всё так же продолжали литься из глаз.

— Я оставлю тебе юбку, Лиза. Но только с одним условием. Ты снимешь пропитанные желанием трусики и подаришь одному из мужчин. За это я прощу тебе один день. И их будет не тридцать один, а тридцать, — я хотела быстро их снять, но Борис меня остановил. — Тш-ш-ш. Не торопись, медленно. И нагибайся так, чтобы все видели твою грудь. Ах, да, мне дарить трусики не нужно, у меня они и так будут. Осчастливь своим ароматом того, кто готов на тебя сейчас молиться, кто готов на руках носить. И любоваться вечность твоими прелестями.

Борис был философом и поэтом. Он был ценителем женской красоты. А ещё он знал толк в унижениях. И, кажется, Борис всё знал наперед. Что хочу сделать и как поступить. Трусики мои можно было выжимать. Это всё было и унизительно, и слишком возбуждающе.