Попыталась наклониться, чтобы собрать осколки, но меня не пустили. Мужчина все еще держал мою руку и усилил хватку, не давая сдвинуться с места.
– Стой, – процедил он. – Допрыгалась уже. Газелька.
Он кивнул на мою ладонь, где виднелся неглубокий порез, а затем как-то обреченно вздохнул, наклонился и поднял меня на руки. Я ухватилась за его плечи, только сейчас осознав, что ничего, кроме пижамных штанов, на нем нет.
– Да я и сама могу, – прошептала я, сгорая от неловкости.
– Угу, – промычал он. – А дом мой уцелеет?
Я не могла не отметить, что мужчина, несмотря на возраст, был в отличной форме. А еще мне все время приходилось напоминать себе, что он не так стар, как я предполагала.
Четырнадцать лет… если подумать, разница не такая уж огромная, позволяла обращаться на "ты" при близком знакомстве. Но проблема заключалась в том, что даже мысленно я не могла позволить себе такую фривольность. Наверное, слишком уважала, а может быть даже и боялась Дмитрия Сергеевича, чтобы звать его Димой или, не доведи Господи, Димоном. Мне нужно было сохранять эту дистанцию, с ней было комфортнее.
Рогозин внес меня в ванную и усадил прямо на тумбу около умывальника. Первый шок прошел, и порез начал саднить. А точнее, их было несколько. Один из осколков ранил стопу.
Краснея, я свела коленки, когда макушка дяди Димы оказалась на уровне моих ног. Он что-то ворчал, пытаясь отыскать аптечку.
– В пенале, – подсказала я прежде, чем подумала. Рогозин медленно поднялся, недовольно прищурился и смотрел на меня так еще несколько секунд. Ну а я, да… краснела.
– Спасибо, – язвительно произнес он и отошел. Вскоре в его руках были вата и зеленка.
– А может не надо? – Горестно вздохнула.
И опять вместо ответа взгляд, заставляющий смолкнуть.
Закусив губу, я стойко выдержала жжение на ладони. А вот с пяткой оказалось не так все просто.
– Да я сама могу! – вскрикнула я, когда моя нога взлетела вверх.
– Тихо! – шикнул мужчина и с выражением непередаваемой важности начал вырисовывать узоры зеленкой на самом щекотливом месте моего тела.
Я держалась долго. Секунд пять. А потом не устояла и начала хихикать. Рогозин нахмурил брови, цыкнул, и я затихла. Но, черт возьми, разве можно оставаться спокойной, наблюдая за выражением его лица? А еще представила, как вся ситуация на кухне выглядела с его точки зрения. Ночь, звук битого стекла, мой крик. Крик охранника, лужа бордовой жидкости на полу и мои торчащие из – под стола ноги.
– Юля! – возмутился дядя Дима, когда я уже смеялась вовсю. Он наконец опустил ногу и приблизился, поставив руки по обе стороны от моих бедер.
Я уже привычно смотрела на него, как кролик на удава. И смешно больше не было. Правда, еще через мгновение начала икать, и тут уж расхохотался сам Рогозин. Сначала так, просто фыркнул, а под конец даже за стеночку держался. А смех у него был приятный, и такой заразительный.
– Никитина, ты чудо! – изрек он.
За меня ответил желудок. После протяжного урчания я опять икнула.
– А ведь поесть так и не успела, да? – все еще веселясь, спросил мужчина.
Скромно пожала плечами. Рогозин устало потер глаза и покачал головой.
– Иди в комнату. Сейчас приду.
Я быстро спрыгнула с тумбы, совсем позабыв о ранке, и тут же поморщилась от боли.
– Это тебе наказание, – бросил через плечо Рогозин. – За ночное чревоугодие.
– Угу. Икорку прихватите! – не растерялась я и про себя подумала, что раз буду грешить этой ночью, то с шиком.
Внизу что-то грохотало, слышались мужские голоса, и вскоре в мою комнату явился дядя Дима с бутылкой вина в одной руке и банкой икры в другой.
– Признаюсь, я еще не решил, что лучше… – задумчиво произнес он, поставив добро на тумбочку. – Накормить тебя или споить?
А после достал зажатую резинкой штанов на его талии столовую ложку и вручил мне. Ни хлеба, ни сыра, ни тарелки, ни даже бокала. Логично, учитывая, что карманов у Рогозина не было. Как и майки. Есть икру столовой ложкой и запивать вином прямо с горлышка посреди ночи в компании полуобнаженного мужчины… Ну, это не то, что я могла бы назвать обыденным делом.
Я даже не знала, с чего начать, но за мной и тут галантно поухаживали. Открыв консервы, дядя Дима протянул их мне, а сам уселся на кровать и отпил вина. Я чувствовала себя нелепо, неуютно и вообще странно. Но как любила говорить моя новая университетская подружка Оля: «В любой непонятной ситуации ешь!». И я начала есть, стараясь избегать хитрого прищура Рогозина.
– В итоге, – как ни в чем не бывало, продолжил он, – я пришел к выводу, что раз ты в моем холодильнике на алкоголь позарилась, то напиться хотела самостоятельно. А я вообще ни при чем. Тебе же восемнадцать есть?
Не дожидаясь ответа, он протянул мне бутылку. Секунду я сомневалась, но соленый деликатес дал о себе знать, и я приняла вино. Отхлебнула глоточек, поморщилась и только тогда ответила:
– Не – а! Мне через месяц исполнится.
– А, тогда отдай! – возмутился дядя Дима и с жадностью отобрал пойло. Вкусное, между прочим. – Через месяц и поговорим.
– А зачем? – полюбопытствовала я, почти схомячив баночку.