Игрушка Двуликого

Смотреть на вчерашних мальчишек, глядящих по сторонам с такой гордостью, как будто каждый из них только что обратил в бегство целую армию, было забавно. А еще забавнее – видеть, что им то и дело изменяет выдержка: проходя мимо Крома, шедший первым коренастый и довольно-таки широкоплечий юноша посмотрел сначала на предплечья моего мужа, потом на свои и слегка помрачнел, парень, замыкавший строй, улучив момент, вперил вопросительный взгляд в глаза одной из девушек-Царранов, а рыжеволосый ро’ори с перебитым носом, на миг забыв, что на него смотрят, пару раз по-мальчишески подпрыгнул.

Молодые воины других родов Шаргайла, выбравшиеся из святилища следом за Усмарами, вели себя приблизительно так же: задирали подбородки, нервно тискали рукояти своих Волчьих Клыков и с вызовом вглядывались в лица окружающих. А вот девушки, получившие имя перед статуей Барса, все, как одна, копировали поведение своих аз – не шли, а плыли, смотрели не по сторонам, а вперед, и не улыбались, а хмурились. Зато их магасы говорили за своих хозяек, причем намного больше, чем могли выразить лица ро’иар: шестеро из десяти утверждали, что их хозяйки жаждут крови и мечтают о победителе айге’тта, еще двое – о том, что они уже кому-то отдали сердца, а последняя пара скромно молчала – их владелицы были готовы выслушать Песнь от кого угодно.

Исключений было всего два – ширококостная и чуть кривоногая Ширвани заплела косой крест [127]и взирала на мужчин с показным равнодушием, а тощая и почти безгрудая Гатран, завязавшая лахти узлом [128], прятала взгляд даже от своих сородичей.

– Дийка – дура… – проводив последнюю взглядом, фыркнула Шарати. – Ноги и зад у нее красивые. А грудь может вырасти и после родов…

Мнение «ценительницы девичьей красоты» я не разделяла – туго зашнурованные ансы Гатран обтягивали одни кости, а нижний край араллуха, прикрывавший низ спины, даже не оттопыривался. Однако высказывать свое мнение не стала – во-первых, не считала нужным, а во-вторых, заметила, что увей поднимает жезл, и мысленно обрадовалась: церемония завершалась, значит, в ближайшее время род должен был отправиться обратно в сарти…

…Два часа, по традиции выделяемые воинам, участвующим в айге’тта, на подготовку к поединкам, пролетели как одно мгновение – не успела я переступить порог нашего рейро и прижаться к груди мужа, как во дворе загрохотало било, и нам пришлось приводить себя в порядок и спускаться вниз.

Несмотря на спешку, к тренировочной площадке мы подошли одними из последних – под небольшим навесом, собранным во время нашего отсутствия, уже сидели немощные старики и кормящие матери с грудничками на руках, вокруг присыпанного свежим песком круга стояли девушки и замужние женщины, а мужчины, не собирающиеся демонстрировать свою удаль, почему-то занимали места за их спинами.

Кстати, последнее я заметила только тогда, когда Кром отправился к позвавшему его аннару, а я по совету своих тэнгэ решила пробиться в первые ряды.

Пробилась. Замерла у широкой – в без малого локоть – полосы из угольной крошки и задумалась: по а’дару, место хейсарки было ЗА плечом мужчины, значит, тут должны были стоять не мы, а воины.

По случаю праздника два крупнейших знатока обычаев хейсаров – мои тэнгэ – стояли по обе стороны от меня, поэтому я не стала откладывать расспросы на потом и поинтересовалась у Шарати, чем вызвано такое странное расположение зрителей. И получила сногсшибательный ответ:

– Айге’тта – праздник ЖЕНСКИЙ, и мужчины тут не судьи, а молчаливые наблюдатели, которые не имеют даже права голоса!

– «Право десницы» – женский праздник? – не поверила я. – Что за бред?

– Никакой это не бред! – обиделась моя младшая тэнгэ. – Они – дерутся, а мы смотрим и выбираем!

То, что хейсары относятся к близкородственным бракам так же, как вейнарцы, я знала совершенно точно. Поэтому недоуменно выгнула бровь:

– Выбираете мужей среди родственников?

– Тут будут не только Аттарки, но и матери ро’иар, которым нравятся наши ро’ори… – подала голос Хасия. – Выбирать будут они. А мы будем гордиться своими мужчинами…

…Желающих оценить навыки ро’ори Аттарков оказалось довольно много: по две Оноирэ, Царран и Уаттах и по одной заинтересованной еще из семи не самых последних родов Шаргайла. Пересчитав их, Шарати чуть было не лопнула от гордости:

– Тринадцать! И правильно: в нашем сарти будут биться лучшие воины на всем Горготе!

– Луч-ШИЙ ро’-ОРИ! – выделив интонацией последние слоги, уточнила Хасия. – Один!

Сообразив, о ком они говорят, я невольно повернула голову в сторону пристройки, в которой обычно хранилось все, что требовалось для тренировок, а сегодня разминались ро’ори, и, конечно же, нарвалась на взгляд Ночной Тиши, как мне показалось, только что вышедшего наружу.

За полторы десятины, почти безвылазно проведенные на охоте, Унгар не остыл: смотрел на меня точно так же, как и в тот день, когда потребовал у Крома взять его в ученики, – с желанием и плохо скрываемой злостью. А когда «налюбовался», зачем-то поправил пояс с наш’ги и демонстративно скрестил руки на груди.