Игрушка Двуликого

– За дело, вестимо… – словоохотливо затараторил тот, затем оглянулся и, вытаращив глаза, принялся чертить в воздухе один отвращающий знак за другим.

Впрочем, стоило Бездушному сдвинуть брови к переносице и качнуться вперед, как черный сообразил, что от него ждут ответа на заданный вопрос:

– В первой десятине третьего жолтеня Гнат увел у Кривозубихи четырех курей…

– С чего вы взяли, что это был он?

– А хто? – удивился мордастый. – Евойная халупа прям за ейным домом…

– И это – все доказательства?

– Дык больше ж некому!!!

– Навет это, Не… э-э-э… Идущий! – шумно дохнули в спину. – Кривозубиха – свояченица Артама. Вот он и лютует…

– Ясно… – угрюмо буркнул Меченый, протиснулся сквозь толпу, подошел к десятнику и хмуро поинтересовался: – Слышь, ворон, а ты вообще слышал про Право Крови?

Артам, явно не привыкший к такому обращению, пошел пятнами.

– Че ты сказал?

– Двадцать плетей и четыре десятины в руке пострадавшего – это слишком много даже за доказанную кражу…

– Ты хто такой? – взбеленился десятник. – Я те…

– Рот закрой… – нехорошо прищурившись, процедил Меченый. – Ты – слуга ЗАКОНА. Одно слово любому лису – и ты окажешься на виселице…

Правда, таких случаев было немного – спеша побыстрее пройти свой Путь, Кром если и вылезал из очередных трущоб, то только для того, чтобы перебраться в соседний город или пройтись по дорогам, на которых объявились лесовики.

Кстати, такую помощь он Шагом не считал. Как, впрочем, и убийства тех, кто покушался на его здоровье или жизнь, – отправив очередных нападавших в Небытие, он забивался в какую-нибудь щель, зализывал раны, если таковые были, а потом продолжал свои скитания.

Само собой, такое самоотверженное следование Пути не могло не привлечь внимания Бога-Отступника – зарубки после двадцатого Испытания, посылаемые Меченому, стали все сложнее и сложнее: двадцать второй Шаг, во время которого Кром, вызволяя пропавшего ребенка, умудрился вырезать целый лагерь лесовиков, чуть было не закончился его гибелью – глава Пепельного братства Энейр, обозленный уничтожением своих людей, отправил за ним две полные пятерки. Кром выжил. И даже вернул Серому долг крови. Но сделать следующий Шаг смог только через полгода.

Ну а рассказ об Испытаниях последних трех месяцев жизни Бездушного вверг жреца в состояние, близкое к благоговению – парень, некогда выгоревший дотла, ожил! И не просто ожил, но и научился вкладывать душу в каждый свой Шаг!!!

…В воспоминаниях о последних десятинах его Пути Арл копался часа четыре. Нет, не для того, чтобы найти в них какой-то изъян, а чтобы понять, откуда в человеке, с самого детства одержимом одним-единственным желанием отомстить, столько врожденного благородства. Ответа не было: мальчишка, воспитывавшийся сначала кузнецом, а потом самым обычным Головой гильдии Охранников, даже в самых сложных ситуациях вел себя, как урожденный дворянин.

В какой-то момент, отчаявшись найти первопричину, жрец приказал Крому рассказать ему о самых запомнившихся беседах с Роландом Кручей.

Первые три или четыре куска воспоминаний ничем не удивили – Голова, пытавшийся вырастить из подающего надежды Первача что-то вроде своей правой руки, предельно добросовестно вбивал в голову мальчишки особенности понятий «уважение», «долг» и «честь». А на пятом, услышав пусть и слегка переделанную, но все-таки знакомую цитату, Арл прозрел: чуть ли не в каждой фразе Кручи проглядывало то или иное Слово трактата «Об отношении к равным по духу» Игенора Мудрого! И иногда – фразы из его же «Бесед о Пути Воина»!

Шестой или седьмой отрывок прошлого это подтвердил.

–  …Почему. Ты. Не отказал? – сдвинув густые брови к переносице и чеканя каждое слово, мрачно поинтересовался Роланд.