Когда машина останавливается во дворе, я выхожу и быстрыми шагами иду в дом. Одаевский что-то говорит мне вслед, но я его даже не слышу. Да и что такого он может мне сказать? Что ему жаль? Что кается и просит прощения? Да он быстрее язык проглотит, чем произнесет что-то подобное!
Холл пролетаю в считанные секунды. Замираю у лестницы, смотрю наверх. И так тошно становится от того, что сейчас я пойду в спальню, где почти тут же нарисуется Одаевский. Поэтому обхожу лестницу, чтобы пройти в небольшую дверь, которая ведет в подвальное помещение с огромным бассейном.
Купальник я не прихватила. Да и не нужен он мне сейчас. Сбрасываю туфли и запрыгиваю в воду прямо в платье.
Вода обдает прохладой, немного успокаивая. Проплываю в центр бассейна, где дно находится глубже всего, и погружаюсь под воду.
Плевать на макияж и прическу! Мне нужно просто смыть с себя этот день и вернуть спокойствие.
Только не тут-то было! Мой сеанс медитации внезапно прерывают, резким взмахом руки подкидывая на поверхность воды. Жадно вдыхаю кислород и не сразу понимаю, что произошло.
- Какого черта ты делаешь?! – гремит Одаевский во весь голос. Эхо разносит его вопль по всему помещению.
- Я просто хотела поплавать, - отвечаю, загребая руками и отплывая в сторону бортика.
- На дне? – не унимается мужчина.
- А тебе-то какая разница? Жалко, что ли?!
Он нагоняет меня и, развернув к себе лицом, упирается руками по обе стороны от моей головы. На мужчине костюм, в котором он провел вечер, он даже пиджак не снял. И теперь все это великолепие, как и мое платье, безнадежно промокло.
- Ты можешь думать обо мне что угодно. Но. Утопиться. Я тебе. Не дам, - чеканит каждое слово.
- Да не собиралась я топиться!
Мужчина обхватил рукой мой подбородок, фиксируя лицо, вынуждая смотреть ему в глаза.
- Какого черта ты устроила сегодня? – спрашивает хрипло.
Черные глаза внимательно всматриваются в мое лицо. Так же, как он делает всегда, когда пытается считать в моих мыслях что-то, для себя важное. Мне резко стало неуютно. Нутром я чувствую, что этот мужчина, если ему будет нужно, сможет даже в голову мне залезть. А, как говорится, лучшая защита – это нападение. Поэтому смело отвечаю на его взгляд.
- Шел бы ты со своими претензиями к фифе своей! – выплевываю ему в лицо. – Ждет тебя небось! Она даже не скрывала, что вы с ней близки.
Одаевский удивленно приподнял брови. Во взгляде недоумение, граничащее со скукой.
- Не собираюсь я ни к кому идти, – отвечает спокойно. - Ну было и было. Чего такого? Не бери в голову.
Так обыденно он это говорит. Подумаешь, что такого? То одна у него, то другая. Меня сейчас стошнит от его безразличия. Сжав руки в кулаки, со всей силы толкаю его в грудь.
Глыба из мышц даже с места не сдвинулась, а я взвыла от бессилия.
- Постой, - прозревает этот гад, - ты ревнуешь?
- Еще чего?! Не переоценивай себя! – рычу ему в лицо, снова дергаясь в попытке вырваться.
- Ревнуешь, - лыбится Одаевский, как полоумный. Довольный такой, прибила бы гада!
- Ничего подобного! – мне все-таки удалось освободить из захвата лицо. – Просто это несправедливо.
- Что именно несправедливо, золотце? – ухмыляется Одаевский.
- Ты требуешь от меня, чтобы я вела себя, как монашка, а сам… водишься со всякими шлюхами, - поверить не могу, что высказала ему это в лицо.
- Ну, не топиться же из-за этого, - посмеивается с меня мужчина.
Его забавляет этот разговор. А вот мне не до шуток. Потому, как вся эта ситуация мне не нравится. А еще больше не нравится то, что он опять одерживает верх, как бывает почти в каждом нашем споре.
- Да не собиралась я топиться! – ударяю его кулачком в грудь. – Просто я так плаваю.
- Как топор? – он с трудом сдерживает смех.
Ну, хоть у кого-то из нас двоих вечер удался.
- Рада, что повеселила тебя. Пусти! – шиплю на него, снова пытаясь вырваться. Только мои жалкие потуги были пресечены на месте крепким захватом рук вокруг талии.
- Мне нравится, когда ты ревнуешь, - его голос стал тише, будто, завораживающим. – Крышу сносит, малыш.
Замираю и с недоверием смотрю ему в глаза. Все-таки, интересно же, как выглядит Шакал, у которого снесло крышу. Только нифига он не похож на полоумного. Лыбится себе, раздражая своей довольной рожей.
И вообще, не могу я его ревновать. Это просто ощущение несправедливости. От того, что ему можно все, а мне нет. А так, мы с ним все равно не навсегда вместе. Так странно, что он что-то еще требует от меня. Как он там сказал? Было и прошло? Ну, у него, наверное, со всеми так. И со мной пройдет однажды.
Почему же тогда он выглядит таким убедительным сейчас? И смотрит так странно. С такой надеждой, что это даже немного пугает. Наверное, все дело в опыте. Да, точно, натренировался за годы бурных отношений со всякими… фифами.
Одаевский вжимает меня в свое тело, проводит носом по щеке. По коже побежали мурашки, и совсем нет от холода. У него всегда лихо получается переключать меня на нужную ему волну.
- Нет никого, кроме тебя, принцесса, - выдыхает он хрипло.