А вот, чего я не могу понять, так это своей одержимой реакции на все, что касается этой девочки. Прирос к ней, ненормальный. Хочу баловать ее, слышать ее смех. Стоило увидеть огромные перепуганные глаза в тот вечер, и сердце ухнуло в пятки. Сам себе не прощу этого просчета. Это я во всем виноват!
Вероника пошевелилась, перевернулась на спину, сладко причмокивая. Ее губы так и манят прикоснуться, попробовать на вкус. Но я не смею. Сам себя одергиваю, сдерживаю внутренних демонов. Пусть поспит девочка. А мне всегда будет ее мало. Неважно, сколько времени мы проводим вместе. Украду у сна хотя бы часок, чтобы просто полюбоваться на свое чудо. Которое так ласково улыбается во сне.
Что же тебе снится, принцесса?
В моих снах есть только ты. И уже давно.
- Любимый, - шепчет во сне, улыбаясь. Так томно, с ума сойти.
Как удар в самое сердце. Одно слово, пусть во сне. Но такое желанное. Чего ни разу не прозвучало наяву. Как из другой реальности, где все намного проще. А, проснувшись, она меня даже по имени не назовет. Все только «Одаевский» или «Марк Альбертович» с издевкой. Издевается малая, терпение мое проверяет. Играет со мной, как с пацаном. А я и рад подставляться, как полный дебил прощаю ей все выходки.
Одно лишь слово. Произнесенное во сне.
Любимый.
Кому она это говорит? Быть может, даже не мне. Кто тебе снится, принцесса? Кому ты улыбаешься, малыш? Узнаю, разорву этого Казанову. Но тебя не отдам.
Ты привыкнешь ко мне. И однажды полюбишь.
А мне уже дорога назад заказана. Я увяз в тебе, детка. Одержимо и безвозвратно. Люблю тебя больше жизни.
Глава 34
Ника.
Очередная моя попытка вырваться из цепкой хватки Одаевского не увенчалась успехом. Руки мужчины только сильнее сжали мою талию, заставляя прижаться к нему всем телом.
- Куда? – шепчет он мне в волосы, привычно втягивая носом их запах.
- Мне одеваться надо, - напоминаю его же слова, сказанные еще пятнадцать минут назад.
И как только он получил свою славу опасного соперника, если ведет себя так не последовательно? Сначала сообщил мне, что мой вынужденный карантин окончен, и опасаться нечего. Потом сказал, что вечером мы идем на день рождения его друга и что мне нужно поторапливаться, чтобы быть на мероприятии самой красивой. И тут же, в противоречие самому себе, спеленал меня своими ручищами, не давая никаких шансов вырваться.
- Успеешь еще, - говорит Одаевский, и проводит своей лапищей по моей попе.
- Сам же говорил, что нужно поторапливаться, - не унимаюсь я, - и Ирина, наверняка, уже ждет.
В ответ на это мужчина только нагло смял мою попу. Кажется, сегодня мы с ним точно никуда не успеем.
- А вообще, - заявляет мужчина, - я и сам могу помочь тебе одеться.
Да уж, представляю, как это будет.
Я подняла голову и посмотрела на него так, что не понять этот взгляд мог бы только полный идиот. Идиотом Одаевский не был. Поэтому со вздохом сожаления выпустил из рук моя задницу и даже позволил мне вырваться на свободу.
Мужчина отправился в душ, а я потопала в комнату, которая раньше служила мне спальней. Теперь здесь меня ждет Ирина с полным набором косметики и средств для волос. А еще с чехлом, в котором нашлось просто невероятное платье.
Все-таки, Одаевский в чем-то был прав. Его люди знают свое дело, и Ирина не исключение. На поиски этого чуда ярко-малинового цвета с открытыми плечами, наверняка, ушло немало времени. Сама бы я, так уж точно, угробила бы день на поиски чего-то, подходящего случаю.
Следующие три часа прошли в сборах и подготовке моей царственной персоны к выходу в свет. Кстати, это очередное прозвище, которое для меня придумал Одаевский. Иногда мне кажется, что, называя меня то принцессой, то царевной, он просто издевается. Но только, стоит мне спросить его об этом, и мужчина вполне серьезно заявляет, именно так меня и воспринимает. Остается смириться с этим его мнением, тем более, если это не шутки, а вполне искренне.
С момента того покушения в торговом центре прошел месяц. И все это время меня не выпускали за ограду особняка. Первые дни я безропотно выносила заточение, памятуя о том страхе, который успела пережить. Но вот, в последнюю неделю меня все в этом доме стало раздражать. А все потому, что выходить отсюда можно всем, кроме меня. Даже охранникам и Валентине Степановне. К слову, с последней мы за это время сильно сдружились. И женщина даже научила меня готовить, о чем я сама ее попросила. Одаевский сначала не оценил моего рвения. А потом распробовал мою стряпню, и теперь иногда просит что-то ему приготовить.
К слову, Одаевский проводит со мной все свободное время. Иногда мне даже кажется, что он, отменив все встречи, остается дома, чтобы держать меня при себе. Потому, что в такие дни он требует, чтобы я присутствовала в кабинете практически все время. Хорошо еще, что мне разрешается прихватить с собой ноутбук и книгу. А то я бы сошла с ума от скуки, ведь, все равно, ничего не понимаю из его деловых разговоров.