В чем-то Маниз прав. Я таки расслабился. Не только о нас с ней забыл, а и о том, чего забывать было нельзя.
В этот раз все просто. Пока просто. При условии, что я решу вопрос по земле Маниза, — но у меня же не бывает вариантов что-то не решить, да?
Но Света становится очень лакомым кусочком. Где гарантия, что пока о ней знает только он? И насколько быстро узнают остальные?
Слишком многим Альбинос перешел дорогу, очень даже слишком, — так или иначе. Кого-то потопил, кого-то прямо сейчас топит, кого-то, как Морока, круто обыграть пытается.
И именно мой лучик, — черт, как же легко я привык называть ее своей, — так привык, что уже только с головой и с мясом это «моя» от меня оторвать можно, — становится козырной картой во всех раскладах с ее ублюдочным папочкой.
Да и, по большому счету, со мной тоже.
И только вопрос времени, когда и кто первым начнет на нее охоту.
Невозможное закончилось. Пора просыпаться и протирать глаза.
Света.
— Ну, Артур… — даже глаз открывать не хочется. А хочется, чтоб его губы целовали шею, как всегда, как я уже привыкла, и прижаться к его огромной, играющей мышцами, груди. С ума от него схожу, даже во сне. И даже ущипнуть себя боюсь, — а вдруг все это — только сон, и все сейчас исчезнет? — Куда ехать? Зачем?
Пытаюсь обхватить его шею и притянуть лицо к себе, но от аккуратно снимает мои руки.
Окончательно просыпаюсь и распахиваю глаза, недоуменно его рассматривая.
Слишком серьезен, даже где-то напряжен. Между бровями складка. И смотрит так… Холодно, что ли?
— Что случилось? — тут же подскакиваю на постели.
— Тшшшшш, — мягко проводит пальцем по губам, а я млею от этого его голоса. Кажется, именно в него я и влюбилась, — еще тогда, когда болела, а он меня укачивал. — Ничего, — проводит костяшками по скуле, а я даже глаза закрываю, вся отдаваясь этой ласке. Я знаю, какой он. Пусть даже не видела его другим, не таким, как со мной, — но чувствую. И потому его нежность для меня, — нечто совершенно бесценное. А от остального я вообще схожу с ума. — Просто нам нужно уехать. Сейчас.
— Надолго? — решаю не задавать лишних вопросов. Сам скажет, если решит, что нужно. Артур не любит говорить о своих делах, особенно о тех, от которых у него в плече бывают пули. Никогда не отвечает, как бы я ни выспрашивала.
— Как получится, маленькая. Может, больше не вернемся. Дела.
Мне вдруг становится так грустно. И как будто лед растекается внутри.
— Ну, чего ты? Разве тебе самой домой не хочется?
Хочется, конечно. Но — разве неясно, где он, мой дом? Вот здесь, — там, где мы вдвоем, отрезанные от всего остального мира. Только вдвоем и принадлежим друг другу. И никуда я отсюда не хочу.
— У нас есть полчаса? — прижимаюсь к его груди губами. Видимо, дело действительно важное и срочное, раз он не вернулся в постель, чтобы побыть со мной хотя бы и недолго.
— На что? — гладит меня по волосам, перебирает пряди, а пресс уже напрягся до невозможности.
— Хочу на прощанье на океан посмотреть.
Да, для меня это сейчас почему-то очень важно. Может, — потому, что с него все и началось с нами? Не знаю…
Весь мой мир сосредоточился на этом доме. На нем.
Когда Артур уходит, я зажмуриваюсь, чтобы снова и снова почувствовать, пусть мысленно, его губы на моем теле, его руки, его взгляд, под которым я сама становлюсь совсем другой. Нет больше той девчонки, я чувствую себя чем-то большим, настоящей женщиной, — любимой, желанной, — и пусть он никогда не говорит мне об этом, все это горит в его глазах.
И даже не верится.
Вожу по губам пальцами, ловя на кожу его прикосновения, — и сама себе не верю. Не верю, что так бывает.
Тихонько обнимаю сама себя руками, — счастье, которым он пропитывает меня, хочется удержать, вжать в себя, — чтобы не растворилось, не развеялось.
Кажется, моя жизнь началась именно здесь.
Она — в запахе его волос на подушке. В саду и извилистых аллейках у дома. У этой скалы и безумного океана… Когда Артура нет, я часто подымаюсь туда и кажется, что время останавливается. Только здесь бьется мое сердце — бьется по-настоящему. И я каждый раз схожу с ума, когда он затапливает меня своей нежностью, в которой никогда бы не признался.
И мне не хочется возвращаться обратно.
Хочется отгородиться от всего мира и просто быть с ним здесь. Вдвоем. Вдали от всего остального.
Конечно, я всегда понимала, что это невозможно, что рано или поздно придется выйти в мир. Но каждый раз надеялась, что этот день наступит еще не сегодня. Потому что тогда все уже станет иначе.
— Малыш? — ветер сегодня снова холодный и хлесткий. Но меня почему-то пробирает холодом внутри. Смотрю на плещущиеся волны, — и на саму тоска такая накатывает, что сжимается сердце. И даже тяжело дышать.