Игрушка для хищника

— Решай тогда свой вопрос, — вздыхает. — Стрелка на пятом километре на выезде из города. Ко мне потом заедешь, если останется, кому ехать. А я пока в сторонке посмотрю, как ты решишь.

— Решу, Маниз. И заеду, — нажимаю на отбой, понимая, что поспать сегодня все-таки не подфартит.

А, может, уже и никогда, — усмехаюсь собственному отражению в наполированном столе.

Подождет Альбинос.

Принимаю, наконец, душ, снова хмыкая, увидев себя в зеркале.

Рэмбо, блядь, куча крови. Черный весь, в копоти и гари, с кровавыми потеками. Везде.

Хорошо, что Аля у нас не слабонервная. А то б две у меня сейчас с психологическим шоком свалились.

Морщусь, когда перебинтовываю плечо, — таки неслабо зацепило, заштопать бы, — но уже нет времени. Да и хрен с ним, — не так смертельно. Если вернусь, то от потери крови не загнусь точно, успею края зашить. Ну, а если нет, — так и смысл тратить нитки?

Еду один, — и не потому, что своих людей потерял сегодня, — охрана Альбиноса тоже не пальцем деланная, реально, в больничке Альки работы сегодня суток на трое прибавилось, и это — только мои. Бойня получилась некислая, — но у меня ресурса и на побольше хватит, а вот Альбинос, который был не готов, потерял сегодня минимум половину своих.

А надо было быть готовым, — луплю по рулю. Надо. После того, как запись мне эту чертову прислал, — армию, блядь, вызывать было нужно и вооружаться до зубов.

Ну, да. Не ожидал. Думал, я проглочу.

Давно уже не те способы и не те методы разборок, да и мы — давно другие и уровень повыше берем, не так, — взрывами, кровью и стрельбой сред бела дня.

Но я, блядь, ему вполне могу напомнить, что и так бывает! И что не все решается сегодня улыбками сквозь скрежет зубов и дипломатией, в которой укусит тот, у кого связей и возможностей больше. Нет, бля, я ему напомню те реки крови, с которых мы все начинали. Хватку лично я не потерял, — а он, если уже стал таким цивилизованным, то пусть пеняет только на себя. Не буду возиться. И разговоры разговаривать. Пусть понимает. Пусть сразу поймет, что его ждет. Армагеддон, на хрен, устрою. И по херу, на чьей земле.

Все знаю.

Только адреналин снова закипел в крови.

Разрывает меня изнутри, огнем по венам бьется, оставляя без кожи и из ноздрей вырывается горячим дымом.

Один я с ними встречусь, — пусть хоть армию с собой притащит. Встану напротив и в рожу его перепуганную посмотрю. Плевать мне на его оловянных солдатиков с пушками. Хочу, чтоб увидел, — я один могу его на хрен размазать.

Глава 7

Машина визжит, когда срываюсь, — и, кажется, мой адреналин рычит даже в моторе.

Лечу на сумасшедшей скорости, — так и надо жить. Лететь. Бешено, раскрываясь самому злому ветру, самому лютому страху, самой большой злости и жадной опасности, которая догоняет, кипеть все внутри заставляет и разрывает от страсти нагнуть ее, свернуть в бараний рог и, плюнув в лицо против ветра, хохотать, танцуя на ее костях.

Давно не ощущал этой свободы, этого кайфа, — продуманным в последнее время стал. Не то, чтобы осторожным, но война и опасность давно перешли на другой уровень.

Там все просчитано на двадцать, тридцать ходов вперед.

Удары там другие, — расчетливые, хитрые, но от этого далеко не менее смертельные.

Но вот по такому я кайфу я таки соскучился.

Когда все на хрен и уже без тормозов.

Когда сила твоя в руках и ярости.

Когда рычишь, как зверь, загоняющий добычу, — даже если добыча считает, что это она здесь охотник. Когда один против всех, — и с хохотом мчишься навстречу тем, кто собрался тебя убивать. И кости ломаешь, — только хруст стоит. Твои кости, чужие, — уже не важно. Знаешь, что не сдохнешь, — ярость эта звериная, огромная, больше, чем ты сам, чем тело твое с костями и мясом, — она всех на хер скрутит. Всех.

И вырвать, вытащить еще глоток жизни среди всего этого блядсва, даже кровью собственной захлебываясь, — вот он, кайф сумасшедший, с которым ничто не сравнится!

Ну, а если не выйдет глоток этот вырвать, — так и хрен с ним. Все равно знаешь, скольких впереди себя во мрак отправил. Все равно не собака, не поджал хвост, не заскулил. Все равно кипишь кровью запекшейся. Так кипишь, что вокруг все взрывается.

И всегда так будет. Иначе — я уже не я.

Расхохотался в ночь, в эту бешеную скорость, в этот ветер, гудящий в ушах. Во весь голос расхохотался.

Вот это, — я, и не прикрыть никакими на хер костюмами. Никаким расчетами и умными хитрыми ходами и расшаркиваниями.

Блядь, даже рад, что Альбинос меня взбодрил, заставил вспомнить, снова почувствовать этот драйв сумасшедший, бешенный. Не та цена за него, конечно, и все-таки. Прямо, блядь, ожил.

Дорога пролетает незаметно. Кажется, секунды, — и вот уже ударяю с визгом оглушающим по тормозам.

Пятый километр.

Блядь, — он таки реально, кажется, на войну собрался!

Сколько тут тачек? Сорок? Пятьдесят?

А людей сколько с собой привез, и еще снайперов вокруг сколько, — даже считать лень.

Усмехаюсь, закуривая, сочно затягиваясь.

Люблю вкус дыма. Особенно, когда, затяжка последней может стать.