Игрушка для хищника

И я должен дать ей прочувствовать все это по полной программе. А заодно — и мудаку-Альбиносу. Пусть ощутит, как это, когда твою дочь пускают по кругу и трахают до смерти! Может, у него там что-то сожмется в сердце?

— Так что, дорогой, думаешь? — сквозь снова накрывшую пелену ярости донесся до меня голос Маниза. Кажется, я упустил добрый кусок их разговора.

— Я дам людей, — раздался металлический ответ Морока.

Страшный он человек, — говорят, в нем нет ни одной эмоции и ни одной привязанности. С Манизом все давно понятно — его интересуют только власть и деньги. Всегда. Со мной, в принципе, тоже, — злоба — живое чувство. А вот Морок… Будто слепленный из металла, — и хрен его знает, каковы его мотивы. Никто и никогда не видел, чтобы он злился или улыбался. Убивает и пьет кофе с одинаковым выражением лица. Непонятно, чего ждать от такого.

— В обмен на помощь с моими каналами перевозок. Если дело обстоит так, как ты говоришь, и это — не соплячье, а Альбинос, — вопрос серьезный. Нужно объединяться.

— Что скажешь, Тигр? — змеиные глаза Маниза поворачиваются ко мне.

Я молча встаю и протягиваю Мороку руку. Придется еще попутешествовать, в Англию к нему заехать после острова Маниза. Но я всегда рад, когда речь идет про врага.

— Значит, повоюем, — Маниз откинулся на мягкую спинку кресла.

— Маниз, — на площадку вошли бритоголовые охранники, волоча за волосы совсем юную девчонку. Она лепетала какие-то мольбы и извивалась, но, получив удар по лицу, замолчала.

Охранники швырнули девку по ноги Маниза.

— Это не я, — умоляюще подняла на него залитые слезами глаза. — Не я, умоляю вас!

— В ее сумочке нашли продукты с кухни, Маниз, — холодно сообщил охранник.

— Ммммм… Вот, значит, вор, таскающий уже неделю с моей кухни? — Маниз прищурился, откинув спутавшиеся черные волосы с лица девушки и подгладив ее по щеке.

Молоденькая совсем. Да что там, — соплячка просто, лет восемнадцать, — и то, если есть. Красивая. И глаза такие… В них ужас, мольба и надежда.

Только зря она поверила обманчивой ласке Маниза, ох зря. Знаю я, что он, по своим обычаям, с ворами делает. И по хрену, кусок хлеба она у него украла, или миллион со счетов. Манизу это неважно, даже если он тоннами продукты неиспользованные выбрасывает, а чья-то семья загибается от голода. Знаю я его. Плевать.

— Так чего тебе не хватало, сладкая, — рука Маниза продолжала гладить ее лицо, пока та всхлипывала, глядя на него с отчаянием. — Плачу мало? Чаевые у тебя маленькие? Так ты бы улыбалась посетителям получше, — и больше бы были! Или просто натура такая, что не можешь не взять то, что плохо лежит, а? — его ласка мнимая закончилась, он дернул девчонку за волосы так, что из ее глаз снова потекли слезы.

— Умоляю вас, господин! — застонала глупышка, все еще на что-то надеясь. — Умоляю! Клянусь, — я ничего не брала! Ни разу! Камеры хотя бы проверьте!

— Неделю. Неделю ты предавала мою доброту, позволившую тебе здесь работать, — глаза Маниза стали совсем холодными, мертвыми прямо.

— Камеры повреждены, — вмешался охранник. — Иначе нам бы не пришлось искать так долго.

— Хитрая девочка, да? — Маниз дернул за волосы сильнее и склонился над ее лицом. — Не просто своровать решила? Решила, что ты умнее, да?

— Нет! — она судорожно впилась пальцами в колени Маниза. — Не брала я ничего и ничего не портила! Отпустите!

— Отпустить… Хм… Отпущу, конечно, что я, зверь, что ли? Трахну тебя для начала, потом охрана позабавится, а когда надоест, — пальцы тебе отрублю. И отпущу, конечно. На хрен ты мне дальше нужна будешь, а? Может, так бы только пальцами отделалась, но камеры вредить и отпираться… Зачем в лицо доброму хозяину плевать? Зачем кусать руку, которая кормит, а?

— Умоляю вас! Я ничего не делала! Это не я! — нет ничего страшнее ужаса на почти детском лице девчонки.

Но все, что я могу сейчас — только отвернуться. Маниз всегда за воровство рубит или пальцы или руку. Против его закона и на его территории не пойдешь. И попросить не могу, — не в том я сейчас положении. Маниз и так благодетелем себя для меня после случившегося считает.

А еще…

Еще перед глазами стоит лицо с таким же выражением. Точно так же она меня умоляла. С таким же отчаянием и ужасом.

Крепче сжимаю стакан с виски, стараясь отогнать от себя вид сучки, так умело разыгрывавшей святую невинность. А вот эту жаль, — так глупо, за кусок какой-то еды…

— Маниз, — Морок вдруг поднялся, застегивая пиджак. — Красивая девушка. Мне нравится. Очень.

Маниз тут же отпустил волосы девушки, а я посмотрел на Морока, как в первый раз.

Но на его лице, ни в глазах ничего не выражалось, — все та же бесстрастная маска. Пожалел он девчонку или ее участь станет теперь еще хуже? Ни хрена по нему не поймешь.