Вот оно! Я же чувствовал, что плащ появился во время какого-то события! И это событие – письмо, пришедшее месяц назад. Я удивился, когда получил извещение о заказном письме, забыл уже, что информацию можно передавать таким незамысловатым способом. Тип тоже появился месяц назад. Вздохнув, я подумал, что ничего моя догадка не прояснила, наоборот, всё вместе скомкалось в какой-то бред, из которого надо срочно выбираться. Опять тяжело вздохнув, завёл двигатель и, резво тронувшись, покатил домой, справедливо рассудив, что дома лучше, чем в любом ресторане или кафе.
Светка в умопомрачительно коротком платьице с надетым поверх фартуком, ковырялась на своих клумбах, доводя окружающее коттедж пространство до совершенства. Я завёл машину во двор, закрыл ворота и остановился посмотреть на стройную фигурку подружки. Не отрываясь от своих ненаглядных цветов, Светка улыбнулась и, сложив губы трубочкой, послала воздушный поцелуй.
– Какие-нибудь новости есть? – спросил я, устраиваясь на лавочке возле клумбы, на которой она копошилась, стоя в соблазнительной позе.
– Нет… разве что… звонил Степаныч, поговорить с тобой хотел.
– Ясно, пойду в дом перезвоню ему.
– Слушай, а почему он тебе на домашний телефон позвонил, а не на сотовый?
– У него нет сотового, не признаёт он их, побаивается слегка, – усмехнулся я и, поцеловав Светку, направился в дом, на ходу снимая пиджак и галстук.
Я этот интеллигентный прикид терпеть не мог, но ничего не поделаешь, приходится соответствовать. Встречают, как говорится, по одёжке!.. Ну и по рекомендации, иначе в нашем хитром деле никак.
– Ну здравствуй, друг мой, здравствуй! – послышался в трубке тихий голос Степаныча сразу после первого гудка, словно он стоял у телефона и ждал звонка. – Как поживаешь, занимаешься чем?
– И Вам здоровья! – улыбнулся я, представив, как Степаныч стоит в коридоре своей скромной квартирки, согнувшись над тумбочкой с дисковым телефоном. Он опасался, что если встанет в полный рост, то шнур может не растянуться и аппарат повиснет в воздухе.
– Я что звоню-то, друг мой! В граде Петровом намечается выбор сильнейшего, нет желания счастья попытать?
– Нет, Степаныч! Желания нет! Вы же знаете, что я откажусь, и всё равно вот уж который год предлагаете.
– Ну да, понимаю, понимаю! Этим, друг мой, я свой меркантильный интерес преследую. Да и гордыню матушку потешить хочу! Всё надеюсь, что согласишься! Ну а надежда, она, знаешь ли, штука такая, как чесотка, всё свербит и свербит, покоя не даёт.