Играем в «Спринт»

Привычка рождает доверие. Постепенно — на это ушли месяцы — Игорь многое рассказал о себе, и Волонтир, в свою очередь, стал откровеннее. Но прошло еще много времени, прежде чем Игорь понял все до конца. А пока «Джордж» сначала скупо и урывками, потом все подробнее говорил о своей жизни, о том, как в двадцатых годах его раскулаченные родители навсегда сгинули, уехав куда-то в Сибирь, как жили они со старшим братом на окраине, как собирались у них вечерами какие-то подозрительные типы, пили самогонку, играли в карты, делили барахло, а в сороковом брат устроился работать дворником, и они перебрались во флигель, откуда год спустя Дмитрия призвали в армию…

Однажды — это было уже совсем недавно, в ноябре, — разомлев от выпитого, Волонтир рассказал, как мальчишкой, оставшись в оккупированном городе, трусил, спасаясь от бомбежек в подвале дома, как в июле сорок второго после жестоких боев и вселяющих ужас артналетов в разрушенный город на мотоциклах и пятнистых танках ворвались немцы, а вместе с ними его брат Дмитрий, служивший в зондеркоманде.

— Так он предатель, изменник Родины? — поразился Игорь, впервые услышав эту историю.

— Идиот! — рассердился Волонтир. — Ты что ж думаешь, предателями рождаются, в роддоме их метят: этот героем будет, а этот предателем? Дмитрий свое получил. Расстреляли его по приговору трибунала. Думаешь, хотел он этого? Глуп ты, парень, жизни еще не нюхал настоящей. Повернулась фортуна задом — вот и пошел служить. Не по своей воле — заставили: не ты убьешь, так тебя прихлопнут. Разговор у немцев короткий был…

Игорь слушал вполуха, удивляясь и довольно слабо представляя, как могло случиться, что находившийся перед ним не старый еще мужик, оказывается, самолично видел то, что ему было знакомо только из книжек и кино: видел живых гитлеровцев, жил под одной крышей с братом-изменником, а теперь, спустя много лет, т о т ж е с а м ы й человек, взяв в гастрономе пол-литра и накачавшись, расселся на диване, спокойно разглагольствует об этом, и он, Игорь, пьет с ним, называет Джорджем. Уму непостижимо!

— Время такое было, — не унимался задетый за живое Волонтир. — Это сейчас все умные стали да волевые. Ты вот думаешь, из тебя непременно Александр Матросов вышел бы, случись что? А я так разумею: жидковат ты для этого в кости, парень…

— Но-но, полегче! — возмутился Игорь, и разговор на этом оборвался.

Допив бутылку, разошлись.

В течение последующих нескольких дней он то и дело возвращался к словам Волонтира, хотел даже порвать с ним, не здороваться при встречах, но острота ситуации сгладилась, потускнели новизна и необычность узнанного. Да и в чем, собственно, Жора виноват? Брата судили и расстреляли, а его-то не привлекли, не тронули, следовательно, ничего опасного в знакомстве с ним нет. К тому же возникла какая-то нужда в нем — кажется, Тане пришла блажь полакомиться бананом, а на овощебазе они были, — и отношения возобновились.

Позже они не раз и уже безболезненно возвращались к этой скользкой теме. Встречались часто, почти каждый день; вышло так, что не развела, а, наоборот, вмертвую соединила их история, рассказанная Волонтиром. Игорь будто чувствовал, что за сказанным стоит еще что-то очень важное, важное для него лично. Жора упорно проповедовал свои взгляды, сводившиеся к примитивной формуле: пятерка всегда была и есть лучше трояка.

— Жизнь одна, — философствовал он, — и, если повезет, выжимай из нее все, что можешь.

— Не много же ты из нее выжал, — поддевал его Игорь.

— Мой день еще не пришел, — многозначительно отвечал Волонтир.

Намеки на какие-то не осуществленные пока возможности, на имеющийся в запасе шанс разжигали любопытство Игоря, будили фантазию, придавали смысл и какое-то особое значение их отношениям. Он и не заметил, как постепенно «Джордж» занял в его жизни чуть ли не первое после Тани место…

Чего бы он ни отдал сейчас, чтобы вернуть те дни: ушел бы, забыл, вычеркнул, как кошмарный сон. Откуда он взялся на его голову, этот потомок раскулаченного мельника?! Откуда, будь он трижды проклят!

— Красильников, очнитесь…

Игорь вздрогнул.

— Вы что, не слышите? Почему не отвечаете? — громко спросил следователь.

— Простите, я задумался и не расслышал вопроса.

— От какого места вы тащили Волонтира к дивану?

— От какого… от какого места, — медленно приходя в себя, повторил он за следователем и встал со стула. — Потерпевший стоял в проходе между комнатой и кухней. Я заметил, что ему стало плохо…

— Как вы это определили?

«Как, как! — раздраженно подумал он. — От такого количества спиртного другой свалился бы с ног еще до двенадцати! Фактически он выпил не меньше чем полторы бутылки, да еще и на работе приложился, не иначе…»

— Он зашатался, оперся спиной о косяк двери и начал сползать на пол.

— Что сделали вы?

— Подхватил его и повел к дивану.

— Положили, а дальше? Георгий Васильевич говорил вам что-нибудь?

«Говорил! Конечно, говорил, а то как же! Может, вам стенограмму представить, гражданин следователь?»

— Бормотал что-то, но я слов не расслышал.

— Уложив его на диван, вы пошли ставить чайник?