Играем в ГП

Три квадратных куска тостового хлеба обжариваются в тостере до золотистой корочки. Уточняю – ЛЁГКОЙ золотистой корочки. Передерживать запрещается, хотя лично я люблю поподжаристей. Бекон доводится на сухой сковородке до хруста, но тоже не пережаривается. Хлеб намазывается тонким слоем легчайшего майонеза. Это чтобы не располнеть от избытка калорий. Затем кладутся вымытые и обсушенные листья салата. На них кусочки сыра. На сыр помещаются полоски бекона, а сверху тонюсенькие ломтики маринованного огурца. Открою ноу-хау тёти – на огурец дополнительно кладётся слой порезанной отварной куриной грудки, слегка оттенённой ворчестерским соусом. Накрываем вторым куском хлеба, естественно, смазанным с двух сторон майонезом. На него ломтики ветчины, далее порезанные кружки помидора и лука. Всё это прячется под листьями салата и третьим куском хлеба с майонезом. Конструкция плотно сжимается и режется по диагонали.

Кстати, пара – это только так говорится, с точки зрения Петуньи, сейчас приготовлен лишь один бутерброд. Второй такой же кладётся сверху. На него дополнительные два, но сделанных по другому рецепту – с огурцом. И ещё два – с каперсами, яйцами и тунцом. Всё это укладывается в специальный контейнер и выдаётся мне вместе с большим термосом сладкого чая и чуть меньшим с бульоном. Такой боезапас, по мнению тёти, поможет мне продержаться до приезда на место. В случае если сильно проголодаюсь, могу съесть шоколадку, но только после бутербродов, а не до.

Хорошо, что конституцией я пошёл в свою тётю, она не толстеет, а то стал бы шариком на тонких ножках. Бедный Вернон! Как же ему трудно живётся! С такой супругой он не сбросит вес никогда. О талии может лишь иногда грустно вздыхать.

После приготовления тормозка в дорогу Петунья, громко вопрошая за какие грехи ей эти муки, лично причесала мои волосы, хотя, право слово, после волшебной расчёски они лежали почти идеально. Только тёте этого не говорите, а то сразу получите получасовую нотацию. Мне пришлось выслушать прилетевший выговор за то, что времени нет, а ей приходится со мной возиться. Думаю, это она так скрывает переживания о предстоящей разлуке. Всё же мы родственники, и я тётке небезразличен, хотя в книге писали другое.

Однако всему приходит конец, закончилось и томительное ожидание. Из камина вышли знакомые крепыши и переместили меня в Министерство. В приёмной у кабинета Министра получаю уже готовое интервью, которое якобы сейчас даю газетчикам. В нём ничего особенного – немного волнуюсь, немного боюсь распределения, обещаю постараться хорошо учиться, чтобы Министр Фадж взял на работу в Министерство.

Судя по благожелательному тону статьи, меня пока не списали, будет продолжение саги о Мальчике-который-выжил-и-учится.

Затем вышел Фадж, произнёс для будущего ученика небольшую мотивационно-ободряющую речь, во время которой фотографы отсняли несколько снимков. Потом министр завёл меня в свой кабинет и выдал блокнот. Как оказалось, парный. То есть, один у него, другой у меня. То, что пишется в одном, сразу появляется и в другом. Такой вот вид магической связи. Затем провёл инструктаж, о чём стоит писать в первую очередь. Да… Не похоже, что министр жаждет советов Дамблдора. Скорее наоборот ведёт учёт промахов. И ещё понял – не я главный информатор в школе, донесения скорее нужны для обозначения, на чьей стороне находится герой британского магического сообщества. А в случае чего, меня можно и чуток пошантажировать посланными сообщениями.

После завершения разговора представили Главе Отдела Магического Правопорядка Амелии Сьюзен Боунс. Суровая женщина с холодными голубыми глазами, немного в возрасте, с властными манерами. Она и крепыши переправили меня на вокзал, а там познакомили с семьёй Боунсов. Мама и папа с любопытством смотрели на скромного героя. Их дочь, Сьюзен, тоже первый раз отправлялась в Хогвартс, так что тем для разговора нам хватало. Девочка рыженькая, кареглазая, немного смущающаяся и не скрывающая интереса ко мне.

Чуть погодя, подошла другая семья с ребёнком-первокурсником – Булстроуды. Отец больше походил не на волшебника, а на профессионального борца-тяжеловеса. Дочка, Милисента, пошла вся в него – полненькая, крепенькая, черноволосая. Не очень красивая, но ей только одиннадцать лет, годков через несколько внешность может измениться. Девочки уже встречались раньше, но не похоже, что сильно дружили.

Мимо проходили и другие семьи, некоторым меня представили, с некоторыми раскланивались издалека, некоторых подчёркнуто не замечали. Одни подошли сами и завязали разговор. Лично Астрид Стюарт Паркинсон с супругой и дочерью снизошёл до общения.