— Обратная сторона той же магии, — сказал я.
— Ты о чем?
— Думаю, если Лак с сестренкой будут в порядке, то и у Эскью все сложится хорошо. И наоборот: если он останется жив, то и мои герои не пострадают.
Элли распахнула глаза:
— Боже, Кит! Как это?
— Не знаю точно, — признался я. — Но не сомневаюсь: все так и есть.
Двадцать четыре
— Несчастная заблудшая душа… — вздохнула мама.
Выглянув в окно, я увидел вдали мать Эскью с ребенком на руках. Она бесцельно, безнадежно брела через промерзший пустырь.
— Бедняжка… — опять вздохнула мама. — Ты ведь не сделаешь с нами ничего подобного?
Я помотал головой:
— Нет.
— Знаю. Но от этого знания страх не исчезает… Ну что, едем? Собирайся.
Был воскресный вечер, время для нового визита в больницу. Мы забрались в машину, направились прочь из Стонигейта. В руке я держал свернутый в трубочку рисунок Эскью. Аммонит в кармане, истории — в голове.
В больничной палате мы расселись тесной группой. Разлили чай по чашкам. Дед пристально смотрел на нас и сквозь нас. Однако сидел он ровно, руки больше не тряслись, а глаза больше не пугали пустотой.
— Пап? — позвала мама.
Дед моргнул, сфокусировал взгляд заново и слабо нам улыбнулся — каждому по очереди.
Коснулся руки моего отца:
— Привет, сынок… — слабо, едва слышно прошептал он.
Когда отец встал обнять его, слезы блеснули в его глазах.
Шепча наши имена, дед дотронулся до каждого. Поднял свою чашку в тощих, скрюченных пальцах и откинулся на спинку стула.
— Совсем истрепался… — прошептал дед. Глухой, слабый смешок в самой глубине горла. Он подмигнул нам, медленно и неуверенно, вновь рассмеялся. — Опять эльфы меня похищали, да?
— Далеко же они тебя завели, — улыбнулась мама.
— Что уж теперь… — вздохнул дед, поднося к губам чашку.
— Деда, я тебе кое-что принес, — сказал я. Развернул рисунок, показал ему.
— Ну, надо же…
Взгляд деда шарил в темноте на рисунке.
— Малыш Светлячок… — прошептал дед. — В точности каким был.
— Это тебе, деда. Если хочешь, его повесят над твоей кроватью.
— Отлично. Просто отлично… — Дед улыбался, поглощенный рисунком. — Вот он, маленький озорник.
Затем подался вперед с приложенным к губам пальцем.
— А Светлячок-то является мне по ночам, знаете ли, — сказал дед. — Приходит повидаться в снах. Хочет уберечь, не дает заблудиться…
Подмигнул, поднял палец повыше:
— Только не говорите про это здешним ребятам в халатах. А то решат еще, что я из ума выжил.
Мы смеялись, но в наших глазах стояли слезы.
Потом дед уснул. Видно было, как быстро его глаза движутся под тонкими, трепещущими веками. Мне сразу представилось, что Светлячок сейчас там, рядом с дедом, присматривает за ним и не дает в обиду. Поговорив с кем-то из врачей, мой отец выяснил, что деда можно будет забрать домой на Рождество. За окном сгущалась темнота, а мы все сидели и смотрели на него. Свернутый рисунок я положил ему на колени.
Когда мы уходили, дед бормотал во сне:
—
Уже у самого дома мы встретили возвращавшуюся с пустыря мать Эскью.
Мама дотронулась до ее плеча, подержала за руку.
— Все будет хорошо, — сказала она. — Уверена, у Джона все в полном порядке.
Миссис Эскью опустила голову. Из свертка теплых покрывал в ее руках светилось детское личико.
— Зайдите и выпейте с нами чаю, — предложила мама.
Та покачала головой.
— Не сейчас, — сказала миссис Эскью. — Малышке пора домой, в кроватку…
Обведя наши лица рассеянным взглядом, она шагнула ко мне и схватила за руку, чтобы с жаром прошептать:
— Верни его домой. Верни мне моего сыночка, слышишь? — Ногти и кольца больно впились в мою кожу. — Верни его!
И, поспешив прочь, скрылась в сумерках.
Двадцать пять
Долгожданный вечер премьеры. Мы шли в школу, и луна заливала пустырь своим мертвенным светом. Она затмила собою звезды. Заставила снежное поле светиться изнутри. Она заставила блестеть наши глаза, протянула тени от деревьев в садах, разложила их в дорожных выбоинах и колеях. Наши собственные тени беззвучно вышагивали рядом. Из поднятых воротников, из-под намотанных на шеи шарфов мы выдыхали серебристые облачка пара. Нас собрались десятки: семьи Стонигейта покидали теплые дома, чтобы увидеть, как Снежная королева бросит льдинку в глаз Элли, уронит семечко зла ей в душу. Самые младшие из зрителей возбужденно смеялись и подпрыгивали, не выпуская родительских рук. Пожилые пары шагали не спеша, с осторожностью нащупывая верную дорогу и опираясь на трости с резиновыми набалдашниками. За школьной оградой манило к себе теплом ярко, нарядно освещенное здание.