Он опустился на тот же стул, на котором сидела Мэгги, почти ожидая, что он все еще хранит ее тепло, – опустился с решительностью человека, наполовину обезумевшего от горя, но не желающего отказываться ни от одной из своих привычек, относящихся к «мирному времени» – к дням, которые были
Пока Фрэнк размышлял обо всем этом, его руки вслепую шарили по столу. Вот они наткнулись на ярко раскрашенный булыжник, которым были прижаты оплаченные счета. Ему показалось – он уже видел этот камень, но когда?.. где?.. Только перевернув его нижней стороной вверх, Фрэнк увидел старательно выведенную надпись «Дарагой мамочки»: буквы разной высоты и пляшут, хотя под ними еще кое-где видны волосяные карандашные линии.
Поспешно выпустив камень из рук, словно он вдруг стал нестерпимо горячим, Фрэнк снова принялся водить руками по скатерти и едва не смахнул на пол пухлый ежедневник в красном кожаном переплете. Этот ежедневник неизменно лежал на кухонном столе, наверное, уже лет десять – с тех самых пор, когда они вместе купили его в крошечном магазинчике канцелярских принадлежностей в Париже, во время одного из тех немногих путешествий за границу, которые они совершили вдвоем без Элинор.
Ежедневник был довольно красивым – это понимал даже Фрэнк, хотя его эстетическое чувство нельзя было назвать чрезмерно развитым. Он представлял собой довольно пухлую книжечку со страницами формата А5, покрытыми бледной, как след улитки на камнях, линовкой. На каждом развороте справа имелись отделенные вертикальной чертой поля, предназначенные для списков покупок, дел и прочего. По совету продавца, который, похоже, относился к себе и к своему бизнесу с неимоверной серьезностью, в том же магазине на крышку переплета нанесли золотом инициалы Мэгги, хотя Фрэнку и казалось, что это будет несколько экстравагантно. Впрочем, внешний вид ежедневника они не испортили, а Мэгги была рада, так что он возражать не стал.
Любопытным Фрэнк никогда не был, но сейчас он взял ежедневник в руки. На самом деле ему хотелось просто прикоснуться к чему-то, что принадлежало Мэгги. Да и что такого интересного там могло быть? Насколько он знал, жена использовала ежедневник исключительно для текущих нужд – для записи рецептов и случайных телефонов или для составления списков покупок. Иногда она вырывала страничку-другую, чтобы набросать записку слесарю, который приходил чинить раковину или потекший кран. Именно поэтому, машинально раскрыв ежедневник на страничке, которая была заложена шелковой закладкой-ляссе, Фрэнк был уверен, что наткнется на что-то вроде последнего составленного Мэгги списка продуктов, но вместо этого ему бросилось в глаза его собственное имя. На мгновение он зажмурился, потом несколько раз моргнул, как обычно рекомендуют делать в офтальмологическом кабинете. Капелька пота скользнула у него по лбу, попала в глаз, и он потер его, еще раз крепко зажмурился и наконец взглянул на страницу снова.
Ну да, Мэгги никогда не ушла бы, не попрощавшись с ним. В глубине души он знал это твердо, но у него просто не было времени искать письмо, потому что все произошло слишком быстро. В последние же три дня он был слишком занят, стараясь удержать Мэгги по эту сторону черты, за которой начиналось полное и окончательное небытие. И вот теперь…
По идее эти пять букв должны были принести ему облегчение, но вместо этого он почувствовал приступ паники. За последние полгода бо́льшую часть времени он думал о том, что́ он ей скажет. Мысли бурлили у него в голове словно жарко́е в котле с закрытой крышкой, и ему просто не пришло на ум, что и Мэгги, быть может, – только быть может – тоже хотела ему что-то сказать.
Что-то не менее важное.
А может и более…
Он начал читать.
Как ты думаешь, Фрэнк, сколько времени понадобилось бы