— Я не хочу говорить о своей матери, — сказала она, ее пальцы переплелись с его, бедра прижались к его бедрам, и Аид не стал давить. Он не хотел упускать этот момент — то, как она завела его руки за голову и склонилась над ним, то, как ее груди подпрыгивали, когда она насаживалась на его член, то, как она скакала на нем, пока не устала двигаться. Тогда ему пришлось взять контроль, поднявшись в сидячее положение, чтобы он мог прижать ее тело к своему и продолжать создавать это восхитительное трение, которое доводило его до крайности, пока его разум не стал блаженно пустым, а его опасения за их вечность не были забыты.
ГЛАВА XXVI
ПОЕЗДКА ВСЕЙ ЖИЗНИ
— Почему я пригласил ее на свидание? Я ничего не знаю о свиданиях, — сказал Аид, недовольный собой. Это было спонтанное решение, момент, когда он чувствовал себя окрылённым, счастливым и снисходительным. Он хотел дать Персефоне все, даже немного нормального.
— Потому что ты хочешь провести с ней время, узнать ее получше, — сказала Геката. — За пределами спальни.
Аид раздраженно взглянул на нее.
— Я знаю ее.
— Какой у нее любимый цвет?
Геката бросила вызов.
— Розовый, — сказал Аид.
Геката поджала губы.
— Любимый цветок?
— У нее его нет, — ответил Аид. — Она любит все цветы.
— Чем она занимается в свободное время?
— Какое свободное время? — спросил он. Она была так занята; она ходила с занятий на работу к нему. Несколько раз он заставал ее в библиотеке, свернувшейся калачиком в одном из кресел, спящей с книгой на коленях.
— Что она ненавидит больше всего?
Аид слегка улыбнулся.
— Нашу сделку.
— Ты любишь ее?
— Да, — без колебаний ответил Аид. Он знал это с той ночи после бани.
— Ты сказал ей?
— Нет.
— Аид.
Геката скрестила руки на груди.
— Ты должен сказать ей.
Аид немедленно напрягся.
— Зачем?
Он не видел в этом необходимости. Зачем подвергать себя ее отвержению, признаваясь в своих чувствах? Он предпочел бы пока держать их при себе.
— Она должна знать, Аид. Возможно, она борется со своими чувствами. Твое признание могло бы помочь ей… разобраться в них!
— Она либо любит меня, либо нет, Геката, — сказал Аид.
Выражение лица богини потемнело.
— Нет ничего черно-белого в том, чтобы любить тебя, Аид, и если ты думаешь, что это так, особенно для Персефоны, ты идиот.
— Геката…
— Ей говорили ненавидеть тебя всю ее жизнь, ее существование в Верхнем Мире находится под угрозой каждый раз, когда она приходит в твою постель. Она знает это, и все же она продолжает это делать. Она говорит тебе, что любит тебя своими действиями. Зачем тебе нужны слова, чтобы признаться ей в том же самом?
— Ты даешь ей возможность сказать мне, что она любит меня действиями. Я не могу сделать то же самое?
— Нет! Потому что она не поймет, точно так же, как ты не понимаешь. Я знаю человеческую натуру. И прежде чем ты начнешь разглагольствовать о том, что ты бессмертен, я скажу тебе, что любовь — влюбленность, быть влюбленным, разбитое сердце — это одно и то же, независимо от твоей крови.
Последовала короткая пауза, и Аид разочарованно отвернулся. Он попытался представить, как он скажет Персефоне, что любит ее, но когда он думал о том, чтобы произнести эти слова, он мог слышать тишину, которая последует, ужасную паузу, пока она искала, что сказать, чтобы облегчить его смущение.
Он был уверен, что она отвергнет его. В то время как Геката пыталась расспросить его о его знаниях о Персефоне, он знал ее лучше, чем предполагала богиня, потому что он знал ее душу. Он был хорошо осведомлен о ее мыслях, когда речь заходила о том, как он обращался со смертными и их жизнями, как он заключал сделку, чтобы уничтожить их величайшие грехи. Даже его работа над проектом «Халкион» не смогла бы стереть тот факт, что он втянул ее в одну из этих сделок, и именно по этой причине, даже если Персефона любила его, она бы не сказала.
И все же, почему так важно было услышать эти слова? Разве он не сказал ей, что действия значат больше?
«Потому что с ней все по-другому», — подумал он. Ее слова имеют значение.
— Итак, — сказала Геката. — Если ты закончила дуться, давай спланируем это свидание.
***
Аид вышел из квартиры Персефоны, его желудок скрутило. Он чувствовал себя нелепо. Он трахнул эту женщину, занимался с ней любовью на полу своего офиса, и все же он нервничал при мысли о том, чтобы пригласить ее на ужин.
Он винил Гекату. Если бы не их предыдущий разговор, он не чувствовал бы себя таким неуверенным или таким раздираемым из-за выражения своих чувств. Его беспокойство усилилось, когда он заметил выражение лица Персефоны, когда она выходила из своей квартиры — ее брови нахмурены, взгляд отстраненный. Она была отвлечена.
— Все в порядке? — спросил он, когда она приблизилась.
— Да, — сказала она с легкой улыбкой. — Просто напряженный день.
Он не был удовлетворен ее ответом, но он не хотел портить их вечер, бросая ей вызов в начале их свидания, поэтому он улыбнулся в ответ на ее улыбку и сказал:
— Тогда давай поднимем тебе настроение.