— Гуль! Гуль! — крикнула она, сыпля крошки.
Взглянул на нее Николай Андреевич и обомлел: перед ним была Дуняша.
Не сдержался молодой человек и крикнул:
— Дуняшенька! Дуняша!
Она посмотрела на него ничего не выражающим взглядом и бессмысленно рассмеялась.
— Иди домой! Я вот тебе покажу гулек лествицей! — крикнула толстая женщина.
Выражение тупого, животного страха появилось на лице несчастной Дуняши, она вся как-то съежилась и юркнула в дверь карантинного домика.
«Она или не она?» — это осталось для Николая Андреевича никогда не разрешенной загадкой.
На Невском проспекте как-то встретились двое армейцев.
— Назарьев!
— Кисельников! Ты как попал в Питер? И ко мне не заглянул.
— Только что приехал. Хлопочу об отставке. Женюсь, брат.
— Дай Бог совет да любовь. Э! Да ты — георгиевский кавалер? Ну, как поживаешь?
— Ничего себе. Хочу отцовский хуторок в порядок привести. А у тебя что? Жена здорова?
— Здорова. Наследник у меня есть — этакий бутуз!
— Поздравляю. Как живут Свияжские?
— Старик очень по жене тоскует.
— По жене?
— Да. Ведь Надежда Кирилловна скончалась. Между нами говоря, она отравилась. А раньше, есть подозрение, она хотела отравить мою Олю.
— Бог знает что такое!..
— Последнее время она была, кажется, не совсем в уме. Неделю тому назад женился Николай Свияжский.
— Вот как?
— Да, отец заставил. Только он все ходит какой-то скучный.
— Ну, насильно жениться тоже невесело. Что Лавишев?
— Ничего, прыгает.
Молодые люди засмеялись и пожали друг другу руки.
— Заходи ко мне! — крикнул на ходу Назарьев.
— Постараюсь, — ответил Кисельников.
Однако он не побывал ни у Назарьевых, ни у Свияжских: счастье рождает эгоизм, а у Александра Васильевича было так много счастья впереди в совместной жизни с любимой Полинькой.
1899