— О, какая глупая девочка. Если она считает, что это исчезновение — протест против жестокой судьбы, то она еще более глупа, чем я предполагала.
Ей пришлось прервать разговор, так как Сента не могла ее расслышать. Когда канонада на время затихла, она вновь заговорила:
— Уверена, что наши сосиски уже совершенно холодные.
Хотя Сента засмеялась, но ее мысли неотступно были со Звездочкой. Она близко присела к Джорджи, не сознавая, насколько взволнована, все время думая о том, где же Звездочка, что с ней, где она спряталась. Наступила тишина. Налет был отбит. Безмолвие было, как затишье перед грозой. Сента с трудом встала.
— Пойдем обратно в землянку.
Там все было покрыто пылью, грязью, пол взорван. Всюду была солома, камни, земля. За полчаса перед землянкой выросла целая гора. Кое-где вдали мелькали огоньки, указывавшие на работу Красного Креста.
— Идем, может быть, мы что-нибудь узнаем, — посоветовала Джорджи.
Воздух был наполнен газами, выедавшими глаза. Когда они вышли, Сента оглянулась, и ее внимание привлекло какое-то белое пятно около землянки. На земле лежала Звездочка. Лицо ее, неподвижное и маленькое, было обращено к небу. Тихим шепотом Джорджи сказала:
— Шрапнель.
Сента стала на колени около Звездочки. Незаметно спрятав что-то в карман пальто, она сказала:
— Внесем ее.
Они положили Звездочку на кровать. Джорджи минуту постояла около нее, затем на цыпочках вышла, прислонила лицо к косяку двери и беззвучно заплакала. Сента осталась у постели. Нежными движениями притрагивалась она к чудесным мягким волосам Звездочки, к длинным ресницам, оттенявшим ее щеки, к прелестному лицу. Казалось, что Звездочка сейчас улыбнется. Сента вынула из своего кармана маленький револьвер, разрядила его и положила на то место, где его постоянно хранила Звездочка.
Такова война…
Глава XVI
— Как жалко, что мы не остались. Какое чудесное лето наступило, — говорила Джорджи, сидя в поезде Красного Креста.
У нее и Сенты была сильная инфлуэнца, и их отправили домой.
По возвращении Сенты в Англию, у нее был рецидив, а в сентябре — воспаление легких. Когда осенью трубачи, наконец, возвестили о перемирии, она все еще была бледной и слабой. Малейший пустяк вызывал у нее слезы. Она жила одна в своей комнате. Неделю тому назад вернулся Сильвестр, тоже очень слабый и раздражительный.
Кончилась война, кончились четыре года непостижимых и безумных ужасов. Прислушиваясь к звону колоколов, Сента горестно рыдала…
Вошла Клое. Взволнованная, она склонилась над дочерью, поцеловала ее и сказала:
— Дарлинг, тебе нужно пить горячее молоко, — и убежала из комнаты.
Внизу Виктор громко распевал английский гимн, разнообразя его напевами марсельезы и отрывками, которые он запомнил из бельгийского национального гимна.
Вернулась Клое со стаканом горячего молока. Она погладила Сенту по волосам.
— Ну, дарлинг, все кончилось.
Сента думала: «Это никогда не кончится».
В окно врывался гул радостной толпы, наполнявшей улицы. Шел мелкий дождь. Сенте казалось, что он моросит в ее собственном сердце. Она старалась приободриться.
— Это глупо, — говорила она, — давать волю своим нервам.
Джорджи телефонировала:
— Мы должны отпраздновать перемирие. Идем куда-нибудь. Захвати с собой Сильвестра.
Сильвестр сейчас же согласился. Ему страшно нравилась Джорджи, ее дом на Брютон-стрит и тон веселья, доминировавший там. Войдя к Сенте в комнату, он стал причесываться. Глядя на него, Сента подумала: «Какой Сильвестр интересный мужчина. И неудивительно. За четыре года он мог, конечно, измениться к лучшему».
— Сента, пойдем тоже с нами, — сказал он ей, отвернувшись от зеркала. Положив ей руки на плечи, он спросил: — Какой смысл тебе так горевать?
Чувствуя, что слезы снова подступают, она сказала:
— Я понимаю, что нет смысла, но чувствую себя еще очень слабой. Пойди ты один.
Она услышала, как он веселым голосом позвал такси и уехал. Вскоре улицы погрузились в тишину.
В комнату вошла Клое:
— Сента, зашел добрый приятель Сильвестра. Я часто слышала его имя. Майкл Торрес. Он хотел повидать Сильвестра, но когда я сказала ему, что Сильвестра нет дома, он спросил, нельзя ли повидать тебя.
Сента спросила:
— Как ты думаешь, может быть, мистер Торрес поднимется ко мне?
— Хорошо, я принесу сандвичей и сладостей.
Слегка прихрамывая и мило улыбаясь, вошел Майкл Торрес. Сенту немного удивило, что он был такого высокого роста. Последний раз, когда она его видела, он был совершенно другим, а сегодня выглядел очень элегантным.
— Итак, мы опять встретились с вами, — сказал Торрес, пожимая руку Сенты.
— Сильвестр, вероятно, сегодня пошел праздновать?
— Да, он у одной из моих приятельниц, Джорджи Корнуоль.
— О, я ее знаю. Мой кузен Маунтхевен — ее знакомый.
Внимательно присмотревшись к Сенте, он сказал:
— Вы все еще выглядите довольно слабой. Мне кажется, что вы серьезно болели.
— Нет, всего только инфлуэнцой. Но эта болезнь оставила после себя невероятную слабость. Когда вы вошли, я думала о том, что мне делать.