— Я вообще не могу понять, почему ты так решил, Джордж. У меня достаточно крепкое здоровье, чтобы выдержать любой бал. Я права, леди Далби?
София с улыбкой разлила чай по чашкам и грациозно передала их брату и сестре Прествик.
— Мисс Прествик, мне даже трудно представить, что кто-то может считать вас настолько хрупкой, за исключением братьев, конечно. Почти доподлинно известно, что братья совершенно не в состоянии понять своих сестер, даже если они очень хорошо разбираются в женщинах. У вас тоже есть сестра, ваша светлость, не так ли?
— Каюсь, у меня есть сестра, — добродушно ответил Иденхем. Забавно, но мисс Прествик почему-то не очень обрадовало его признание.
— Вы находите ее хрупкой?
— Ничуть, — сказал герцог и начал не спеша потягивать чай, чтобы дать время гостям оценить его ответ.
— И вы не считаете, что она слишком эмоциональна, возможно, слегка безрассудна? — не сдавалась София.
— Возможно, временами мне так кажется… — Стараясь увильнуть от прямого ответа, герцог немного напрягся. — Но я бы не сказал, что это ее обычное состояние.
— Ну вот, что и требовалось доказать, — сказала София и демонстративно посмотрела на Пенелопу, которая в этот вечер выглядела необычайно привлекательной. — И поскольку я очень хорошо знаю леди Ричард, сестру Иденхема, могу вас заверить, что ее никак не назовешь безрассудной. Вы, дорогой Иденхем, чуточку заблуждаетесь насчет своей дорогой сестры, и это нормально. Пусть это вас не беспокоит. Я нисколько не сомневаюсь, что во всех других отношениях вы очень проницательны. Вы согласны со мной, мисс Прествик?
Очень странная тема для обсуждения, но Иденхем с явным облегчением откинулся на подушки, ожидая развития событий. Он был уверен, что этот разговор, который инициировала София, имел более глубокую подоплеку, чем просто смутить мисс Прествик. Казалось, эти молоденькие девушки так и слетались к ней, как пчелы на мед.
Мисс Прествик, надо отдать ей должное, не покраснела от смущения, а ее кожа цвета топленых сливок скорее всего была подарком природы. Кожа у нее действительно была великолепна — ровная и гладкая, без единого изъяна. Только сейчас, приглядевшись к ней внимательнее, герцог осознал, как прекрасна эта девушка.
— К сожалению, я недостаточно хорошо знаю его светлость, чтобы судить о нем, — спокойно сказала мисс Прествик. — Я буду рада положиться на ваше мнение о характере герцога, которое, несомненно, искреннее и безошибочное, леди Далби. Надеюсь, вас это не обижает, ваша светлость? — Пенелопа посмотрела герцогу прямо в глаза.
— Вы имеете в виду вывод, что братья становятся полными идиотами, когда речь заходит об их сестрах? Разве можно на это обижаться? Наоборот, я расцениваю это как комплимент и считаю в высшей степени логичным, что мужчины видят своих сестер в ином свете, нежели остальных женщин. Вы согласны со мной, мистер Прествик?
Джордж Прествик, внешне очень похожий на сестру — почти те же черты лица, темные волосы и глаза, — улыбнулся, прежде чем ответить:
— Поскольку мне выпала честь продолжать это упражнение в логике, то скажу, что я полностью с вами согласен, ваша светлость. И спасибо вам, леди Далби. Я слышал, что вас называют самой обворожительной женщиной в свете, и теперь понимаю почему. Меня еще ни разу в жизни не называли идиотом в такой изысканной манере. Мне гораздо приятнее чувствовать себя счастливым идиотом, так тому и быть.
На этой странной, но веселой ноте в гостиную практически вбежал Фредерикс и, объявив в несколько насмешливой манере, что еще двое посетителей желают видеть леди Далби, спросил, примет ли она их.
София выразила согласие.
Фредерикс отступил назад, пропуская в Белую гостиную маркиза Айвстона и графа Кранли. Мисс Прествик не смогла скрыть глубокого потрясения.
Это было крайне забавно. За прошедшие полгода Иденхем ни разу так не веселился. Теперь он и сам не понимал, почему столько времени скрывался в Саттон-Холле, своей главной усадьбе, в то время как в свете можно было отлично провести время. По взгляду Софии он понял, что она в этот момент подумала о том же. И не преминула показать ему, что его затворничество и причины, по которым он спрятался от света, просто абсурдны.
Он также не преминул показать, что находил крайне забавным осуждение в свой адрес по поводу его, как все считали, затянувшегося траура по почившей жене.
Буквально несколько дней назад он сам слышал, как его кондитер говорил об этом кухарке. На той же неделе Иденхем поехал в Лондон.
— Какая приятная неожиданность, — сказала София, приветствуя гостей.
Джентльмены поклонились.
Дамы присели в реверансе.
Отдав дань вежливости, все расселись по местам; Кранли и Айвстон устроились рядом на изящной козетке, обтянутой белым бархатом, отделанным нежно-голубой тесьмой. Оба чувствовали неловкость, особенно Кранли, который не знал, куда деть довольно большой сверток, и изо всех сил пытался придать своим движениям легкую небрежность. Но это ему плохо удавалось.