«
Для того чтобы проложить трубу для электрического кабеля, протянувшегося на три тысячи километров по дну океана, понадобилось две с половиной тысячи тонн меди и железа на общую сумму в несколько миллионов фунтов. Во время монтажа чуть не произошло кораблекрушение. И все это для того, чтобы состоялся тот неудачный сеанс связи, который приведен выше. В данном тексте воспроизведен весь разговор в течение дня, который был осуществлен по трансатлантическому телеграфному кабелю, соединившему на двадцать восемь дней в конце лета 1858 года Европу с Северной Америкой. Первое сообщение было отмечено салютами, посвящениями в рыцари и радостными передовицами («Мы осушили Атлантику!» – провозглашала лондонская Times), но вскоре шум начал поглощать сигналы, и телеграфная связь не работала по несколько часов подряд. Спрятанный на глубине 4,8 километра под водой, погруженный, как писал Киплинг, «во тьму, в кромешную тьму, где кишат слепые морские змеи», кабель начал разваливаться на части.
Ради тех двадцати восьми дней прерывистого общения караваны британско-американских морских судов выходили в море пять раз, заново разматывая кабель, фут за футом, по мере того, как они плыли на восток через Атлантику. В четвертый раз корабли попали в сильнейший шторм. Британский корабль «Агамемнон», деревянное паровое судно с парусом, целую неделю мотало по морю. Качка была такой, что крен корабля достигал 45 градусов, чему способствовало нарушенное равновесие из-за груза, лежавшего на палубе и в трюме – тонны металлических проводов, которые, как писал находившийся в то время на борту журналист, страдавший от качки, «напоминали живых угрей». Четыре раза кабель обламывался. Лишь во время пятого вояжа его закрепили.
Во всех этих поездках на одном из кораблей самым важным пассажиром был ученый, уже упоминавшийся ранее: Уильям Томсон, будущий барон Кельвин. Его аналоговый компьютер появится лишь через два десятка лет. В те дни он был в целом малоизвестной фигурой, и у него еще не было его знаменитой «нептуновской» бородки. Но он был одним из ведущих мировых экспертов в области проводной передачи информации, хоть он и не использовал этот термин. Он рисковал своей репутацией, взявшись за осуществление этого трансатлантического проекта, так как совет директоров проекта выбрал его в качестве научного консультанта. Томсон участвовал в каждой экспедиции – даже в той, что чуть было не закончилась трагично, – совершенно бесплатно. Австралийский репортер, который находился на борту судна во время пятого выхода в море, наблюдал настроение ученого, когда посреди ночи электричество в кабеле прервалось и показалось, что он снова поломан: «Сама мысль о возможной катастрофе заставляла его сердце трепетать. Руки его дрожали так сильно, что он с трудом мог поправить очки. Вены на лбу раздулись. Лицо было мертвенно белое… и в то же время его мозг работал четко и уверенно, он проверял и ждал». Но уже довольно скоро сигнал возобновился, и Кельвин радостно рассмеялся. По прошествии недели на восточном горизонте возникли холмы графства Керри, и кабель вытащили на ирландские берега, чтобы подсоединить его к европейской сети.
Месяц спустя он превратился в ненужный хлам, что лежал на дне морском, уничтоженный в результате разногласий.
Еще до того, как по дну Атлантического океана проложили телеграфный кабель, было ясно, что сообщения, отправленные по любым подводным линиям – к примеру, через Ла-Манш, – будут особенно часто прерываться и замедляться: передача сообщения по воде – это уникально сложный процесс. Вода, особенно соленая морская – это естественный проводник электричества, и по кабелю, погруженному в соленую воду, электрический ток будет идти с ускорением. По сравнению с сигналом, который образуется в сухом кабеле, идущий по мокрому кабелю намного сложнее разобрать.