— Не увлекайся. В городе наберется не одна тысяча женщин, предпочитающих такую помаду.
— Но только четверть из них имеет одинаковую группу крови, и еще меньше водят машину!
— Круг сужается, сказал бы Шерлок Холмс. Спасибо, Нинон. Пожалуй, я приглашу тебя не в кино, а в театр. В оперу.
Профессор Филин держал свою машину в институтском гараже. Борис пересек полгорода и примчался туда, замирая от волнения. «А что, если машины нет?» И напрасно волновался. Он увидел синюю «Волгу» еще со двора. Она стояла на цементном полу, поблескивая недавно отмытыми стеклами. Других автомобилей в гараже не было. Рабочий день не кончился.
Сосновскому хотелось немедленно устремиться к машине, но не следовало вызывать подозрений и ненужных толков. Поэтому он принял равнодушный вид и подошел к молодому парню, не то шоферу, не то механику, что латал старую камеру, сидя в дверях.
— Здорово, браток! Женьки нету, что ли?
Женькой звали одного из институтских шоферов.
Борис беседовал с ним о Хохловой, которую тот возил в банк.
— В отъезде.
— Жаль… У меня к нему дело одно было. Ну да ладно. Это не его тачка?
Боб ткнул пальцем в «Волгу».
— Нет, нашего зама.
— Ничего кабриолет.
Сосновский небрежно приблизился к автомобилю. Свет в гараже не горел, и рассмотреть незначительную царапину было трудно. Да Борис и не ее высматривал. Сбив человека, нельзя не оставить на машине хоть небольших повреждений, вмятин. Однако вся передняя часть «Волги» выглядела так, словно она только что сошла с заводского конвейера. Борис провел ладонью по ровной поверхности…
В кабинете Филина в тонкой рамке висел фотоснимок роденовского «Мыслителя». Профессор поймал взгляд Мазина.
— Прекрасная скульптура. Вам нравится? Человек всегда полноценнее, когда ощущает искусство. Если б вы видели оригинал! Я видел его в Медоне, на могиле Родена. Но я отвлекаю вас от дела, Игорь Николаевич, хотя права на это не имею ни малейшего.
За окном темнело. Филин согласился принять Мазина в конце рабочего дня. В институте было непривычно тихо, и голос профессора, бодрый, глуховатый баритон, звучал громко и подчеркнуто непринужденно.
— Итак, вам все еще не удалось найти преступника?
— Не удалось, — вздохнул Игорь.
— И вас ругает начальство?
— Терпимо.
— Ну, тогда жить можно. А что вы хотели узнать от меня? Ведь я, кажется, исчерпал свои возможности.
— Меня, профессор, сейчас интересует не столько сейф, сколько смерть Кранца.
— Вот оно что! Мне рассказал Константин Иннокентьевич. Я его очень плохо знал. Видел всего один или два раза. Я полностью к вашим услугам.
— Непонятного для нас в смерти Кранца больше, чем понятного. А тут этот несчастный случай с Живых…
— Думаете, несчастный случай?
Мазину не хотелось говорить всего. Он пожал плечами:
— Его сбила машина.
Филин кивнул:
— Что ж, вы рассуждаете трезво. Вы полагаете, что Кранц и Живых виделись?
— Есть косвенные данные…
— Простите, я не хотел касаться вашей технологии. К сожалению, я не знал хорошо и Живых, хотя видел его чаще, чем Кранца. Он помогал нам обеспечивать раненых продовольствием и был связан непосредственно с Константином Иннокентьевичем. Потом попал в облаву и был арестован приблизительно за месяц до ликвидации госпиталя. В целом это малопривлекательная фигура. Знаете, во время войны на поверхности иногда оказываются люди не подлинно мужественные, а, я бы сказал, лихие. Они могут проявить отвагу, но это зависит от обстоятельств. Если повезет, остаются ходить в храбрецах. Однако, попав в серьезный оборот, могут сломиться, По-моему, Федор из таких. Как почти каждый русский, он ненавидел оккупантов и старался нанести им возможный ущерб, но настоящего идейного стержня в нем не было. Отсюда и его трагедия. Не попадись Федор в гестапо, он остался бы обыкновенным человеком, нормальным. Но там его надломили. В итоге — алкоголизм и все остальное. Кстати, к вашей теории о том, что Кранц виделся с Живых. Не мог ли Живых убить Кранца?
— Живых?
— Да! Психологически это весьма вероятно. Ведь Кранц работал на немцев! Возможно, что он лично сыграл в судьбе Живых роль роковую. Отсюда стремление отомстить виновнику всех бедствий. А опустившийся, затуманенный наркотиком человек может выбрать только самое примитивное решение — удар ножом. По-моему, чтобы ударить человека финкой в спину на стадионе, нужно иметь ту самую лихость без достаточного интеллекта, о которой я говорил. Ну, как вам показалась моя версия?
— Психологически она привлекательна.
— Однако вас не убедила?
— Мне кажется, что если бы Кранц был человеком, погубившим Живых, он не пришел бы к нему в дом.
— Да, вы правы.
Профессор улыбнулся, согнав с лица усталость:
— Я дилетант, и вы легко нарушили мои построения. Прошу прощения, я постоянно забываю о том, что спрашивать должны вы и делать заключения тоже. Мое же дело — заготовка глины для ваших кирпичей. Уж извините привычку старшего учить молодежь.