Игра престолов. Часть II

– Лишь восточное войско будет отделять лорда Тайвина от Винтерфелла, – сказал он задумчиво. – И те немногие лучники, которых я оставлю около Рва. Итак, мне нужен здесь не бесстрашный человек, правда?

– Да, думаю, тебе нужна здесь холодная хитрость, а не отвага.

– Руз Болтон, – тут же сказал Робб. – Этот человек пугает меня.

– Будем надеяться, что он напугает и Тайвина Ланнистера.

Робб кивнул и свернул карту.

– Я отдам приказы и соберу свиту, чтобы тебя проводили до Винтерфелла.

Кэтлин постаралась собрать свои силы – ради Неда и ради их упрямого и отважного сына. Она отложила в сторону отчаяние и страх – словно платье, которое решила не надевать… но теперь увидела, что все-таки натянула его.

– Я еду не в Винтерфелл, – услышала она собственный голос, удивляясь неожиданно прихлынувшим слезам, затуманившим ее взгляд. – Возможно, отец сейчас умирает за стенами Риверрана. Брат мой окружен врагами. Я должна ехать к ним.

Тирион

Челла, дочь Чейка из Черноухих, направилась вперед на разведку и вернулась с вестью о войске, собравшемся на перекрестке дорог.

– Судя по кострам, думаю, что их там тысяч двадцать, – сказала она. – Красные знамена с золотым львом.

– Твой отец? – спросил Бронн.

– Или мой брат Джейме, – ответил Тирион. – Скоро мы узнаем это.

Он обозрел своих оборванцев: почти три сотни Каменных Ворон, Лунных Братьев, Черноухих и Обгорелых. Всего лишь семя того войска, которое он надеялся вырастить. Гунтер, сын Гурна, поднимал теперь остальные кланы. Тирион подумал о том, как воспользуется лорд-отец этими облаченными в шкуры людьми с их краденой сталью. Откровенно говоря, он и сам не знал, что делать с ними. Кто же он здесь – предводитель или пленник? Скорее всего, и то и другое.

– Быть может, лучше будет, если я один спущусь вниз? – предложил он.

– Лучше для Тириона, сына Тайвина, – заметил Ульф, говоривший от Лунных Братьев.

Шагга бросил яростный взгляд, это было жуткое зрелище.

– Шагге, сыну Дольфа, это не нравится. Шагга пойдет со взрослым мальчишкой, и если взрослый мальчишка лжет, Шагга отрубит ему мужской признак…

– И скормит его козлу, – устало сказал Тирион. – Шагга, даю тебе слово Ланнистера, я вернусь.

– Почему мы должны верить твоему слову? – Челлу, невысокую и суровую, плоскую как мальчишка, нельзя было обмануть. – Равнинные лорды всегда обманывали горные кланы.

– Ты ранишь меня, Челла, – ответил Тирион. – Я считал, что мы уже стали друзьями. Но как хотите. Ты поедешь со мной, и Шагга и Конн от Каменных Ворон, и Ульф от Лунных Братьев, и Тиметт, сын Тиметта, от Обгорелых. – Горцы, когда он назвал их, обменялись настороженными взглядами. – Остальные будут ожидать здесь, пока я не пошлю за ними. Постарайтесь не перерезать друг друга, пока меня нет.

Ударив пятками в бока коня, он отъехал, не оставив своим спутникам иного выхода, кроме как последовать за ним или же остаться на месте. Он был бы доволен и тем и другим – только бы горцы не задержали его, не уселись на землю и не занялись бесконечной – на целый день и ночь – болтовней. В этом и крылась главная трудность общения с кланами: они исповедовали абсурдное убеждение в том, что на совете следует выслушать мнение каждого, поэтому они спорили обо всем, и спорам этим не было конца. Позволялось высказываться даже женщинам. Нечего удивляться тому, что прошли века с тех пор, когда они серьезно угрожали Долине, если не считать случайных набегов. Тирион намеревался исправить положение.

Бронн ехал возле него. А позади пристроились после недолгого недовольства все пятеро горцев на невысоких мохнатых коньках, более похожих на пони и прыгающих по скалам, как козы.

Каменные Воро́ны ехали вместе, Челла и Ульф держались неподалеку друг от друга – Лунных Братьев и Черноухих связывают крепкие узы. Тиметт, сын Тиметта, ехал один. Все кланы, населявшие Лунные горы, опасались Обгорелых, умерщвлявших плоть огнем, чтобы доказать свою храбрость, и – как утверждали другие – жаривших младенцев на своих пиршествах. Но даже сами Обгорелые боялись Тиметта, который, достигнув зрелости, лишил себя левого глаза добела раскаленным ножом. Тирион слыхал, что обычно мальчишка отжигал себе сосок, палец или же – будучи истинным храбрецом или безумцем – ухо. Поступок Тиметта произвел столь глубокое впечатление на Обгорелых, что они безотлагательно провозгласили его красной рукой – чем-то вроде походного вождя.

– Хотелось бы знать, что отжег себе их главарь, – обратился Тирион к Бронну, впервые услышав эту историю. Наемник, ухмыляясь, потянулся к собственному паху… однако даже Бронн уважительно держался с Тиметтом. Если у человека хватает безумия, чтобы лишить себя глаза, с врагом он церемониться не будет.