Игра престолов. Битва королей

– Дядья… – По праву Теон как наследник шел впереди трех братьев отца, однако женщина коснулась больного места. На островах нередко случалось так, что сильная рука дяди отпихивала в сторону слабого племянника, который при этом обычно прощался с жизнью. «Но я не из слабеньких, – сказал себе Теон, – и стану еще сильнее, когда отец умрет». – Они для меня не опасны, – заявил он. – Эйерон пьян от морской воды и собственной святости и живет только ради своего бога…

– Разве его бог – не твой?

– Отчего же, мой. То, что мертво, умереть не может. – Он улыбнулся уголками губ. – Если я буду говорить слова вроде этих, с Мокроголовым у меня не будет хлопот. А Виктарион…

– Лорд-капитан Железного Флота и могучий воин. В пивных только о нем и поют.

– Когда мой лорд-отец поднял восстание, он отплыл в Ланниспорт вместе с дядей Эуроном и сжег флот Ланнистеров прямо на якоре, – вспомнил Теон. – Но этот план принадлежал Эурону. Виктарион все равно что большой серый буйвол – сильный, неутомимый и послушный, но скачку выиграть не может. Не сомневаюсь, что он и мне будет служить столь же преданно, как служил моему лорду-отцу. Для заговорщика у него маловато ума и честолюбия.

– Зато Эурону Вороньему Глазу хитрости не занимать. О нем рассказывают жуткие вещи.

Теон поерзал в седле.

– Дядю Эурона вот уже два года не видели на островах. Возможно, он умер. – Хорошо бы. Старший из братьев лорда Бейлона никогда не отказывался от старого закона. Его «Молчаливый» с черными парусами и темно-красным корпусом снискал себе мрачную славу во всех портах от Иббена до Асшая.

– Возможно, – согласилась Эсгред, – а если он и жив, то так долго пробыл в море, что стал здесь все равно что чужой. Железные Люди никогда не потерпят чужака на Морском Троне.

– Пожалуй, – ответил Теон и смекнул, что ведь и его тоже могут счесть чужаком. Он нахмурился, подумав об этом. «Десять лет – долгий срок, но теперь я вернулся, а отец еще и не думает умирать. У меня будет время показать себя».

Он подумывал, не поласкать ли снова грудь Эсгред, но она скорее всего скинет его руку, притом эти разговоры о дядюшках порядком охладили его пыл. Успеется еще поиграть, когда они окажутся в его покоях.

– Я поговорю с Хельей, когда мы приедем, и позабочусь, чтобы тебе дали почетное место на пиру. Я сам буду сидеть на помосте, по правую руку отца, но, когда он удалится, спущусь к тебе. Обычно он долго не засиживается – желудок не позволяет ему много пить.

– Печально это, когда великий человек стареет.

– Лорд Бейлон – всего лишь отец великого человека.

– Экая скромность.

– Только дурак принижает себя – ведь в мире полно людей, готовых сделать это за него. – Он легонько поцеловал ее в затылок.

– А что же я надену на твой роскошный пир? – Она протянула руку назад и оттолкнула его голову.

– Попрошу Хелью дать тебе одно из матушкиных платьев – авось подойдет. Моя леди-мать в Харло и возвращаться не собирается.

– Да, я слышала – холодные ветры изнурили ее. Почему ты не съездишь к ней? До Харло всего день морем, а леди Грейджой наверняка хочется увидеть сына.

– Надо бы, да дела не пускают. Отец после моего возвращения во всем полагается на меня. Возможно, когда настанет мир…

– Твой приезд мог бы принести мир ей.

– Теперь ты заговорила как женщина.

– Я и есть женщина… притом беременная.

Мысль об этом почему-то возбудила его.

– По тебе совсем незаметно. Как ты можешь это доказать? Прежде чем поверить, я должен посмотреть, набухли ли твои груди, и отведать твоего молока.

– А что скажет на это мой муж? Слуга твоего отца, присягнувший ему?

– Мы велели ему построить столько кораблей – он и не заметит, что тебя нет.

– Как жесток молодой лорд, похитивший меня, – засмеялась она. – Если я пообещаю дать тебе посмотреть, как мое дитя сосет грудь, ты расскажешь еще что-нибудь про войну, Теон из дома Грейджоев? Перед нами еще горы и мили – я хочу послушать о волчьем короле, которому ты служил, и о золотых львах, с которыми он сражается.

Теону очень хотелось угодить ей, и он стал рассказывать. Весь остаток длинной дороги он занимал ее историями о Винтерфелле и о войне. Некоторые ее замечания изумляли его. «Как с ней легко говорить, благослови ее боги, – словно я знаю ее уже много лет. Если она столь же хороша в постели, как умна, надо будет оставить ее себе…» Он вспомнил Сигрина-Корабельщика, грузного тугодума, с белобрысыми, уже редеющими над прыщавым лбом волосами, и потряс головой. Нет, такая женщина не для него.

Крепостная стена Пайка возникла перед ними как-то совсем неожиданно. Ворота были открыты. Теон пришпорил Улыбчивого и крупной рысью въехал во двор. Собаки подняли лай, когда он снял Эсгред с коня, и бросились к ним, виляя хвостами. Промчавшись мимо Теона, они чуть не сбили женщину с ног и принялись скакать вокруг нее, тявкать и лизаться.

– Прочь! – крикнул Теон, пнув большую бурую суку, но Эсгред только смеялась.

Вслед за собаками подоспел и конюх.

– Возьми коня, – сказал ему Теон, – и отгони этих проклятых…

Но малый, не обращая на него никакого внимания, осклабился всем своим щербатым ртом и сказал:

– Леди Аша. Вы вернулись…