— Рабыню не просят, — резко отвечала Мирри, — ей приказывают. — Она подошла к Дрого, горевшему в жару на циновке, и внимательно поглядела на его рану. — Проси или приказывай, безразлично. Он уже неподвластен искусству целителя. — Глаза кхала были закрыты. Она открыла двумя пальцами один из них. — Он притуплял боль маковым молоком?
— Да, — проговорила Дени.
— Я сделала ему пластырь из огненного стручка и не-коли-меня и завернула в овечью шкуру.
— Он сказал, что пластырь жжет, и сорвал его. Знахарка сделала ему новый. Влажный и успокаивающий.
— Он жег, правильно. Огонь — великий исцелитель, это знают даже твои безволосые люди.
— Сделай ему другой компресс, — умоляла Дени. — На этот раз я пригляжу, чтобы он не сорвал его.
— Время для лечения прошло, моя госпожа, — проговорила Мирри. — Теперь я могу только облегчить ему спуск по темной дороге, чтобы он мог безболезненно сойти в ночные земли. Его не станет к утру.
Слова ее словно нож пронзили грудь Дени. Что она сделала, почему боги настолько жестоки к ней? Она наконец нашла безопасный уголок, наконец испытала любовь и надежду. Она уже повернула к дому. И все сгинуло…
— Нет, — умоляла она. — Спаси его, и я освобожу тебя, клянусь. Ты должна знать способ… какое-нибудь волшебство, что-то…
Мирри Маз Дуур опустилась на пятки и принялась изучать Дейенерис глазами черными словно ночь.
— Есть одно заклинание, — шепот ее был тих. — Но злое и черное, госпожа. Некоторые скажут, что смерть чище. Я научилась ему в Асшае и дорого заплатила за урок. Учил меня заклинатель крови из Края Теней.
Дени похолодела.
— Значит, ты в самом деле мейега?
— В самом деле! — Мирри Маз Дуур улыбнулась. — Только мейега может спасти твоего всадника, серебряная госпожа.
— Есть ли другой способ?
— Никакого.
Кхал Дрого, задрожав, охнул.
— Тогда делай, — выпалила Дени. Она не должна бояться, ведь она от крови дракона. — Спаси его!
— Но это дорого стоит, — предупредила ее божья жена.
— У тебя будет золото, кони; все что захочешь.
— Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, жизнь можно купить лишь смертью.
— Смертью? — Дени обняла себя, защищая, раскачиваясь взад и вперед на пятках. — Моей?
Она сказала себе, что умрет ради него, если придется. Она от крови дракона и ничего не боится. Ее брат Рейегар умер ради любимой.
— Нет, — обещала Мирри Маз Дуур. — Не твоей смертью, кхалиси.
Дени вздрогнула от облегчения.
— Тогда делай!
Мейега торжественно кивнула:
— Как ты говоришь, так и будет. Созови своих слуг.
Кхал Дрого слабо поежился, когда Ракхаро, Куаро и Агго опустили его в ванну.
— Нет, — пробормотал Дрого. — Нет, надо ехать. — Здесь, в воде, все силы наконец оставили его.
— Приведите его коня, — приказала Мирри Маз Дуур, и это было сделано. Чхого ввел в шатер огромного рыжего жеребца. Уловив запах смерти, конь заржал и попятился, закрывая глаза. Лишь втроем мужчины сумели удержать его.
— Что ты намереваешься делать? — спросила Дени.
— Нам нужна кровь, иначе ничего не сделаешь.
Чхого отступил назад с аракхом в руке. Молодой, еще шестнадцатилетний, тонкий как кнут, бесстрашный, быстрый как смех, с еле заметной тенью усов на верхней губе, он упал перед ней на колени.
— Кхалиси, — молил он, — ты не должна этого делать. Позволь мне убить эту мейегу.
— Убей ее, и ты убьешь своего кхала, — проговорила Дени.
— Она совершает волшебство над кровью, — сказал он, — это запрещено.
— А я, кхалиси, говорю тебе, что это не так: в Вейес Дотрак кхал Дрого убил жеребца, и я съела его сердце, чтобы сын наш приобрел отвагу и силу. Здесь то же самое.
Конь забился и попятился, когда Ракхаро и Агго потащили его к ванне, в которой словно покойник плавал кхал; гной и кровь сочились из его раны, загрязняя купальную воду. Мирри произнесла несколько слов на языке, которого Дени не знала, и в ее руке появился нож. Дени и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным — из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние иероглифы. Мейега провела им по горлу жеребца прямо под благородной головой: конь закричал и забился, кровь хлынула из него красным потоком. Он бы рухнул, но люди кхаса поддерживали его.
— Сила коня, перейди во всадника, — пела Мирри, проливая конскую кровь на кхала Дрого. — Сила животного, войди в человека.
Чхого боролся с весом коня, опасаясь прикоснуться к его мертвой плоти, опасаясь и выпустить ее. Это всего лишь конь, подумала Дени. Если жизнь Дрого можно выкупить смертью коня, такую плату она охотно внесет и тысячу раз.
Когда они позволили коню упасть, ванна наполнилась красной жидкостью, из которой выступало одно только лицо Дрого. Мирри Маз Дуур не нужно было конское мясо.
— Сожгите жеребца, — сказала Дени своим людям. Так было положено, она знала это. Когда умирал мужчина, коня его убивали и клали на похоронный костер, чтобы он унес хозяина в ночные земли. Люди ее кхаса поволокли конский труп из шатра. Кровь была всюду. Даже стены шатра были забрызганы красными каплями, а ковры почернели и хлюпали под ногами.