Игра престолов

Когда дверь за ним закрылась, Санса обменялась взволнованным шепотом с Джейни Пуль. В дальней части стола Джори рассмеялся шутке, и Халлен завел речь о лошадях:

— Твой-то он боевой, вот он и не лучший для турнира. Не то он, ох, совсем не то.

Мужчины уже слышали все это; Десмонд, Джекс и сын Халлена Харвин потребовали, чтобы он замолчал, а Портер попросил вина.

С Арьей никто не разговаривал. Ее это не волновало. Если бы ей позволили, она предпочла бы есть в своей опочивальне. Иногда так и случалось, когда отец обедал с королем, или каким-нибудь лордом, или с послами, откуда-нибудь вдруг явившимися. В основном они ели в его солярии — отец, она и Санса. Тогда Арья больше всего тосковала о своих братьях. Ей хотелось бы поддразнить Брана, поиграть с маленьким Риконом и увидеть улыбку Робба. Ей хотелось, чтобы Джон взлохматил ее волосы, назвал сестричкой, хотелось услышать его голос, заканчивающий вместе с ней фразы. Но все они были далеко, и рядом никого, кроме Сансы, сестры, даже не желавшей разговаривать с ней, если этого не требовал отец.

У себя в Винтерфелле они ели в большом зале едва ли не через день. Отец говаривал, что тот лорд, который хочет удержать у себя людей, должен обедать вместе с ними.

— Надо знать людей, которые следуют за тобой. — Она слыхала, как он говорил эти слова Роббу. — И пусть они знают тебя. Нельзя требовать, чтобы люди отдавали свою жизнь ради незнакомца.

В Винтерфелле отец всегда держал лишний стул за своим столом, и каждый день компанию его разделял кто-то из людей. Один вечер это мог быть Вейон Пуль, и разговор шел о медяках, хлебных запасах и слугах; на следующий день его сменял, скажем, Миккен, и отец выслушивал его рассказ о броне и мечах, и о том, каким горячим должен быть металл, и как лучше закаливать сталь. На третий день за столом оказывался Халлен с бесконечными разговорами о лошадях, а потом септон Хейли из библиотеки, а потом Джори, а потом сир Родрик… или даже старая Нэн со своими россказнями.

Арья ничего не любила больше, чем сидеть за столом отца, слушать их разговоры. Ей нравились и рассказы людей, сидящих на скамьях: крепких, как кожа, свободных всадников, учтивых рыцарей, отважных молодых сквайров, седых старых воителей. Она любила швырять в них снежками и таскала им пироги с кухни. Жены их давали Арье ячменные лепешки, она придумывала имена для их младенцев и играла в «чудовище и деву», «спрячь сокровища» и «короля замка» с их старшими детьми. Толстый Том звал ее Арьей Что-Под-Ногами, потому что она всегда оказывалась именно там. Но это было приятнее, чем слышать «Арья-лошадка».

Только все это осталось в Винтерфелле, в мире, вдруг ставшем далеким. Теперь все переменилось. Сегодня они ели со своими людьми впервые с того времени, как прибыли в Королевскую Гавань. Арья ненавидела этот город, И голоса их сделались ей ненавистны, и смех, и рассказы. Люди эти были ее друзьями, она чувствовала себя среди них в безопасности, но теперь вдруг поняла, как они лгут. Это они позволили королеве убить Леди, что само по себе было ужасно. А потом Пес нашел Мику. Джейни Пуль рассказала Арье, что его изрубили в куски и получил мясник сына в мешке; поначалу бедолага решил, что они убили свинью. И никто не возвысил голос, не извлек клинок… Все смолчали… и Харвин, который всегда вел такие смелые речи, и Элин, который намеревался стать рыцарем, и Джори, капитан стражи. И даже отец.

— Он был моим другом, — шептала Арья в тарелку негромко, так, чтобы ее не услышали. Нетронутые ребра уже подернулись тонкой пленкой застывшего сала. Арья поглядела на них и почувствовала себя больной. Она отодвинулась от стола.

— И куда же вы собираетесь направиться, молодая леди? — осведомилась септа Мордейн.

— Я не голодна. — Арья с трудом вспомнила подобающие случаю любезные фразы. — Пожалуйста, разрешите мне выйти из-за стола, — проговорила она напряженным голосом.

— Не разрешаю, — сказала септа. — Ты едва прикоснулась к пище. Сядь и очисти тарелку.

— Очисти ее сама! — Прежде чем ее успели остановить, Арья бросилась к двери. Люди захохотали, септа Мордвин что-то закричала вслед, голос ее поднимался все выше и выше. Толстый Том находился на своем посту, охраняя дверь в башню Десницы. Он заморгал, увидев бегущую Арью и услыхав крики септы.

— Постой, маленькая, задержись, — проговорил он, протянув руку, но Арья скользнула между его ног и бросилась по ступенькам башни. Ноги ее стучали по камню, Толстый Том пыхтел и топал позади нее.

Опочивальня была единственным местом, которое Арья любила во всей Королевской Гавани, но больше всего девочке нравилась дверь — массивная плита из темного дуба, обшитая полосами черного железа. Когда она захлопывала дверь и роняла на место тяжелую защелку, никто не мог пройти в ее комнату: ни септа Мордвин, ни Толстый Том, ни Санса, ни Джори. Никто-никто! Так она поступила и сейчас.

Когда засов оказался на месте, Арья почувствовала себя в безопасности и разревелась.