Игра по-крупному

Вешкины жили в большом двухэтажном доме, выстроенном Володькиным отцом сразу после войны, и последние лет пять-шесть жили справно и дружно: Нюра не пила вовсе, а Володька пил два раза в год -- на Новый год и в июле, на свой день рождения. Но пил запойно и одиноко. Зная график мужа, Нюра заранее заказывала через подружек на базе несколько ящиков сухого вина, ставила их в кладовке под лестницей и собственноручно наливала мужу не больше стакана в час, пытаясь, правда, хитрить и разбавлять вино боржомом, как научил ее знакомый доктор. На время запоя Володька переселялся в комнатку с окнами на речку, где стояли кровать, тумбочка, стул, ночное ведро с крышкой, клал в банку с водой вставную челюсть и выходил из комнаты только в том случае, если Нюрка не отзывалась на стук кулаком в стенку. Отпив свое, Володька плелся в баню, сбривал седую щетину и несколько дней ходил мрачнее тучи, выблевывая за сараем желчь, морщась и держась за живот. Июльский запой бывал короче январского: мешали расслабиться дачники и хозяйственные дела -- надо было поливать огород, рыхлить и подкармливать цветы, зелень, морковку, собирать и засаливать в бельевых баках огурцы, закрывать и открывать пленку на грядках, растению ведь не скажешь: "Потерпи, братец, у меня запой" -- захиреет растение, и не будет тебе калыма. Но то, как пил Володька теперь, не шло ни в какое сравнение с тем, как пили они с Нюркой раньше. Родная Володькина мать не пускала их на порог, боясь, что сын со своей женушкой утащат все, что под руку подвернется. И тащили -- было дело. Скитались по домам отдыха и санаториям, где Вовка устраивался сантехником или кочегаром, а Нюрка -- посудомойкой или рабочей на кухне. Спали на одной койке, просыпались в кустах и канавах -- весь поселок знал об их развеселой жизни, пили одеколон и аптечные настойки, Нюрку здоровенный мужик -- случайный собутыльник -- тащил за косу в лес, приставив к шее нож, пьяный Володька лежал в это время под кустом, облепленный комарами.

Потом умерла мать -- сухонькая старушка, торговавшая до последних дней зеленью и цветочками у станции. Двухэтажный дом о десяти комнатах. Шестнадцать тысяч на книжке. Немецкие столовые сервизы на чердаке, сукно, хромовые сапоги, тряпки, облигации. Вовка -- единственный наследник. Разлюли малина!.. И тут Вешкины дали звону. Дом ходил ходуном, дачники разъехались, не вынеся ночных оргий поселкового масштаба. Чуткий на поживу и скорый на подъем люмпен тянулся к веселому дому аж с других веток железной дороги, шел пешком и ехал на попутных машинах. Хозяева наливали каждому, кто скорбел о кончине матери и поздравлял с получением наследства. Скорбящие и поздравляющие шли толпами, клялись в любви и вечной дружбе, оставались ночевать в доме, сараях и на огороде, надеясь дотянуть до обещанных сорока дней, и услужливо выполняли любые мелкие поручения. Нюрка в малиновом бархатном халате, найденном в сундуке, плясала на столе цыганочку, рвались гитарные струны, рыдала гармонь, сорокалетний Володька тискал начинающих проституток и сорил мелкими деньгами.

Однажды среди ночи загорелся сарай, прибежали соседи, из сарая выскочила пьяная Нюрка, на ходу надевая комбинацию, за ней -- неизвестный мужик в пиджаке на голое тело; еще одного мужика, тоже незнакомого, нашли задыхающимся на полу. Нюрка оправдывалась тем, что вышла ночью в уборную и перепутала двери. Люмпен гоготал...

Вешкин выгнал всю гоп-компанию, запер дом, избил Нюрку, потом поимел ее, а под утро выставил за дверь, дав бутылку водки на опохмелку.

Они развелись.

Попьянствовав до осени в узком кругу, Вешкин обзавелся сожительницей -- учительницей начальных классов Валентиной, которая преподавала в соседнем поселке.

Нюрка, по слухам, жила у своей тетки в Ленинграде и работала в магазине. Не пила.

На Троицу Володька с Валентиной пошли на кладбище к его родителям и встретили там Нюрку. Она поправляла на могиле цветочки. Валентина развернулась и сначала быстро, а потом все медленнее и медленнее пошла к выходу с кладбища. Когда она не вытерпела и оглянулась, Володя с Нюрой сидели на лавочке и мирно беседовали.

Жизнь, которую, вновь сойдясь, начали Вешкины, выгодно отличалась от прежней. Из остатков материнского наследства они купили югославскую мебель, справили добротную одежду и, пустив новых дачников, с жадностью набросились на запущенный огород, надеясь вернуть ему былую прибыльность. Они сажали картошку, огурцы, помидоры и зелень, пытались разводить смородину и малину, растили георгины и один год даже держали кур и кроликов. Былые друзья, пытавшиеся "раскрутить" Вешкиных принесенной с собой поллитрой, уходили ни с чем и зло цедили сквозь зубы: "Куркули чертовы! Ну ладно, мы это запомним!.."

-- Иди, иди, -- ворчал вслед Вешкин. -- Алкаш хренов. Аптека еще работает -- успеешь.