Итак, с илистого дна шлюза на Стрелецком острове я опять извлекаю Либора: умываю его, высушиваю и оживляю. Еще несколько дней назад это был раздутый зеленый труп, а теперь он снова мне улыбается. Он уже снова курит и стряхивает пепел в ладонь. Я снова выучиваю все необходимые реалии — с неохотой, но не без некоторой сентиментальности, так актер повторяет давно забытую роль. Но один любовник за двадцать восемь лет — не ничтожная ли это малость? Разве я могу так себя недооценивать, размышляю я, черт подери, надо больше в себя верить. Почему бы мне до двадцати восьми лет не иметь по крайней мере
— А почему со Станчевым все кончилось? — интересуется спустя время Борис.
— Обрыдли мне его фальшивые обещания, — говорю я.
После того как мы с Борисом впервые сблизились, он стыдливо спросил меня, были ли те предыдущие
— Ты пытаешься сравнить несравнимое, — говорю я нарочито двусмысленно.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он подавленно.
Ох уж эти мужики, прости господи!
— Петр всегда спешил домой — разве тебе не понятно? Тыр-пыр — и домой к маме.
Борис улыбается.
— Прежде чем я вообще начинала что-то испытывать, все было кончено.
С минуту он нежно гладит меня, потом не выдерживает:
— А Либор?
— Либорчик был ребенок, — говорю с нежным пренебрежением. — Совсем мальчишка.
Я наклоняюсь к Борису.
— Ты хочешь знать, как выглядят маленькие мальчики? — шепчу я ему.
Он качает головой, но меня не обманешь. Знать этого он не хочет, но слышать хочет.
— Я вообще не чувствовала его в себе, — говорю и
Впрочем, и на этот раз я не вру.
Мой так называемый отец бросил маму, когда мне было пять. Подобные вещи, между прочим, переоценивают; что до меня, то несколько лет я о нем даже не вспоминал. Сейчас у него диабет, и он лишился двух пальцев на ноге. Меня это особенно не волнует, но мама на Рождество посылает ему открытку с Йозефом Ладой,[34] и я всегда хотя бы подписываюсь. Идиллия Рождества, ха-ха. Мама живет с другим. Это особый тип идиота. Выдумал, например, что они с мамой будут класть обе пенсии в коробку из-под конфет «Mon Cheri». Они так и делают — только потом он все деньги берет себе, а моей почти семидесятилетней маме щедро выдает карманные на неделю. Короче, милейший человек. Узнав, что я гинеколог, стал высовывать язык и многозначительно подмигивать. Я только и ждал, когда он попросит меня одолжить ему белый халат и взять его на экскурсию. Раз в месяц мне приходится обедать у них, и я заранее глотаю церукал (конечно, это метафора). Мама, разумеется, все видит, но, очевидно, считает, что лучше терпеть идиота, чем одиночество. В конце концов, ее можно понять. Когда Том женился на своей фее, а Джеф еще не развелся, мое одиночество в