О понтон бьются мелкие волны. Эти фразы он заготавливал дома. Ева сосредоточенно исследует свои пальцы под зелено-бурой гладью: похоже, считает их. Ее реакция разочаровывает Джефа: он ожидал, что его справедливые, логичные упреки проймут ее больше.
— Три года, — повторяет он дрожащим голосом. — Три года ты говорила, что для этого время еще не пришло.
Она замечает, что у него трясутся руки.
— Я знаю.
Оба смотрят на воду.
— У тебя случайно нет ощущения, — говорит Джеф, тщетно пытаясь успокоиться, — что этим человеком полагалось быть мне, а не Вартецкому?
Ревность едва позволяет ему произнести это имя. От моста приближается прогулочный пароходик. Ева поворачивается к Джефу и пытается погладить его, но он увертывается от ее руки. Никогда больше не дотронусь до тебя, думает он.
— Весь четвертый класс гимназии ты просила меня: давай еще отложим, потому что
— Да, правда.
Она собирается что-то добавить, Джеф ждет. Он смотрит на прибитые ветки и мусор между понтоном и береговым плитняком. С пароходика доносятся крики и свист, но Евина светловолосая голова остается склоненной.
— Вообще-то, если честно, я не хотела это откладывать. Вообще-то я хотела, чтобы это сделал ты.
У Джефа перехватывает дыхание.
— Что?!
Ева смотрит ему в глаза.
— Правда, я не хотела, чтобы ты ждал три года… Это все-таки смешно…
Джеф широко открывает рот — не владеет собой.
—
— Да, понимаю: это трудно понять.
— Смешно?!
— Все, хватит.
— Минуту, — просит Джеф. — Дай мне еще минуту.
— Я больше не хочу об этом говорить.
Джеф смотрит на нее, словно на какой-то потусторонний призрак.
— Нет, давай подведем черту, — произносит он с внезапной решимостью. — Ты три года просила меня подождать, но
Ева закрывает глаза.
— Хотеть ты хотела, однако утверждала совершенно другое. Я правильно говорю?
Ева наклоняется, набирает воду в сведенные ладони и поливает обнаженные колени.
— Да или нет?
— По существу, да.
Он оглядывает ее затылок и полуоткрытую грудь и представляет ее обнаженной с Вартецким. Это видение он в ярости отгоняет.
— За такие дела положено измолотить вас, — говорит он серьезно. — А то и убить.
— Что ж, сделайте так, — тихо отвечает Ева, не глядя на него. — Или не болтайте попусту.
Первая встреча бывших абитуриентов была в ресторане «У медвежат» на Перштине, но я сошла с трамвая уже на Карловой площади: во-первых, я люблю эту остановку больше той, что перед торговым домом «Май» с ее вечной толкотней, а во-вторых, по дороге я смогу повторить хотя бы основные сведения о Либоре. У костела Св. Игнаца, минуя Йечную, через парк подхожу к Новоместской ратуше — именно здесь в 1963 году отец заключал брак с моей мамой. Умышленно делаю крюк по Водичковой на Юнгманку, и тут же от «Тузекса»[21] прямо ко мне направляется один из околачивающихся здесь валютчиков, однако, приглядевшись, быстро поворачивается спиной и сквозь зубы цедит что-то своему собрату. Вопреки желанию ускоряю шаг, но все равно их злобный гогот еще несколько метров преследует меня.
Встречу организовала Мария: одноклассников, имевших домашний телефон, она обзвонила лично, а тем, кто его установки все еще терпеливо дожидается, заблаговременно послала телеграмму. Ее непомерная активность вскоре объяснится: как только в заказанном салоне на втором этаже над рестораном появятся последние опоздавшие и официант разнесет дешевый тепловатый вермут, она торжественно объявит нам, что беременна и что через месяц они с Карелом поженятся. Карел улыбается.
— Потрясно! — рявкает Скиппи, строя гримасы.
Новость, что он принят на медицинский факультет, для меня большая неожиданность, чем объявленная помолвка или то вполне предсказуемое обстоятельство, что, пока Ева с Джефом будут держаться за руки, Том не сможет отвести взгляда от их переплетенных пальцев.