Женя считалась одной из лучших, эффектных и при этом скромных студенток курса, предпочитала держаться подальше от сверстников. Они так и не поняли: она в большей степени стеснялась себя или дичилась их. Девушка пропала в районе автобусной остановки неподалеку от клиники профпатологии и гематологии Саратовского государственного медицинского университета имени В. И. Разумовского, где проходили занятия в тот день. Толпа сокурсников, шедших следом, не заметила, куда и, главное, с кем свернула Насечкина.
Эксперты отметили интересную деталь. Смерть Насечкиной произошла от утопления не в реке, а в ванне с дешевой морской солью, словно Остряк купал ее, как ребенка, перед вечным сном.
В качестве трофея убийца забрал себе медицинский халат.
Двадцатитрехлетняя торговка из мясных рядов Сенного рынка Ульяна Головань не была образованна или изысканна, как Анна или Евгения. Но у нее были кудри цвета капучино, грустные серые глаза и женственные формы, которые она подчеркивала корсетом (именно он, как оказалось, пропал). Она пропала, когда везла частный заказ в один из элитных домов в центре – свиные ноги на праздничный холодец. Их отрубленные копыта лежали у крепких ног задушенной и искромсанной Ульяны, найденной в проходе между жилыми столетними особняками.
Гуров думал: «Вот когда у него появился опыт оставлять трупы в таких местах. Почему он решил повторить его? Удобно? Или он сам когда-то жил в таком месте? Что-то значимое в таком месте с ним произошло? И при чем тут копыта? Странная новая деталь в почерке…»
Наконец, девятнадцатилетняя Екатерина Мельникова. Согласно камере видеонаблюдения над старинной дверью «Читай-города», девушка вышла с остальными сотрудниками в 21:15, после закрытия. Надела куртку, взяла стеганую сумку-шопер, попрощалась с девочками у главного входа (они уезжали с Московской) и пошла на людную остановку у Цирка имени братьев Никитиных, откуда постоянно ездила домой. Через восемь остановок ее неизменно встречал отец.
В тот вечер он не дождался дочери, стал звонить ей по телефону, связался с ее коллегами и понял, что она пропала. Растворилась в черноте саратовской ночи, мелькнув напоследок на записях видеокамер универмага «Детский мир» около 21:20.
При всем презрении, которое Гуров, как и коллеги, испытывал к Вадиму Козельскому, он не мог не признать правоту блогера. В Саратове орудовал маньяк, в действиях которого читалась эскалация насилия. Очевидно, что не все его жертвы найдены и разрыв между преступлениями сокращается. Этот человек опасен для женщин города.
Гуров посмотрел в окно и увидел, как его лицо скользит по чернеющей степи, рыбьим скелетам голых деревьев в посадках, пугающей глади убранных полей. Будто он, как и Воронова, лишился головы. «Есть от чего потерять голову», – подумал он, проваливаясь в сон.
Ночью ему приснилась Воронова, идущая вдоль Волги к алтарю из плетущихся роз, на котором раскачивалась хрустальная люстра Petit Trianon, как колокол. Вместо букетика невесты Ольга сжимала собственную голову, осиянную свадебной тиарой Ирины Юсуповой и укутанную, как в саван, в фату.
Глава 4
Ранним утром Крячко вошел в Petit Trianon, и дверной колокольчик на шелковой ленточке еще не отзвенел, когда Елена Андреевна и все девушки свадебного бутика бросились к нему со всех ног. Ему несли кофе, чай и шампанское. Угощали предпраздничным, «волшебным во всех смыслах» меню, куда входили тыквенное печенье с шоколадом и орехами, тыквенные вафли с черничным и мятным мороженым, мраморный тыквенно-шоколадный торт и нежнейшее тыквенное крем-брюле.
– А где месье Гуров? – спросила появившаяся в двери с птицами Юлия Юрьевна и жестом пригласила следователя к себе в кабинет.
Через минуту туда с боем прорвалась Елена Андреевна, которая торжественно внесла поднос с тыквенными булочками с сырной начинкой, тыквенным кексом с апельсиновым соусом и бодрящим кофе.
– Вы разделили с нами скорбь по Оле на панихиде и ищете ее убийцу, – сказала Паршина. – Теперь ваша оперативная группа – часть нашей большой семьи.
Крячко заметил, как одновременно элегантно, дерзко и сдержанно она выглядит в белом костюме с широким кожаным поясом, как идет ей узкая юбка-карандаш. И каким фантастически красивым выглядит ее фарфоровое лицо, когда она ничего не скрывает и не нервничает. От издерганной бизнес-леди не осталось и следа. Перед ним сидела уверенная в себе, легко справляющаяся с жизнью леди. Возможно, Воронова знала ее такой и открылась ей?
Паршина подала ему кофе:
– Чем мы можем помочь, Станислав?
– В деле появилась новая информация о частной жизни Вороновой. У нее был возлюбленный.
– У Оли? – Паршина удивленно приподняла бровь. – Никогда бы не подумала. Она не говорила ни о ком. Не просила, как другие девушки, профессионального совета. У нас тут женский коллектив, знаете ли. И я невольно в курсе всех бесконечных «любит – не любит, звонит – не звонит».
– По словам свидетеля, этот человек был значительно меньше заинтересован в Ольге, чем она в нем.
Паршина внимательно посмотрела на него: