Игра Льора

Разрушительное заклинание стелилось за спиной все дальше, уничтожая случайно поднимавшихся костяных змей. Раджед же поспешил к башне, отмечая, что сеть магических ловушек и цепей защиты заметно истончилась, точно большая часть магии ушла на создание смертоносной стены.

Но и янтарный льор истратил немало сил: на лбу вздулись жилы, по спине катился пот, руки слегка дрожали и мышцы болели, точно сдвинул непомерную тяжесть. Да так и было! Только на магическом уровне. Но льор быстро восстановил сбившееся дыхание, повторяя себе: «Это еще не конец! Только начало! Это же весело! Очень весело! Да, я вернусь живым. Обязательно вернусь. И вместе с Софией».

Он забывал, что девушка не могла видеть его подвига. Да и подвига ли? Безусловно, он рисковал собой, но ведь он же и подверг ее опасности, бесчестно приглашая в свой мир. Получалось, Нармо и Илэни перехитрили его? Сумели сыграть на его чувствах? Это придало дополнительной ярости, отчего руки перестали дрожать, магия вновь распределилась равномерным щитом. И чародей рванулся прямо в башню, нащупав брешь в защите. Или, может, это было новое «приглашение»? Уже непосредственно на арену? Но от этой мысли вскипали только удалое лихачество и жажда лицезреть поверженных врагов.

Миг телепортации не воспринимался сознанием. Пустошь растаяла, уступив место просторному прямоугольному залу.

Золоченые кариатиды, что поддерживали расписной плафон, равнодушно смотрели на наборный паркет. Доски обуглились в месте прибытия нежеланного гостя. Если бы порталы дружелюбно открыли, то и никакой порчи интерьера не случилось бы. Только сколько лет уже льоры не принимали гостей?

А ведь раньше их было намного больше, казалось, что уничтожать возможно до бесконечности. Но вот она замкнулась перекрестными отражениями в зеркалах, повешенных друг напротив друга. Раджед бросил беглый взгляд на свое многократно повторенное, удалявшееся в темноту отражение, однако тут же обратил полный ненависти взор к той, что шла с противоположного конца залы. Черный шлейф ее длинного платья едва слышно шуршал по паркету, как неуловимое шевеление змеи в высокой траве.

– Не поприветствуешь гостя, а, Илэни? – хрустнув пальцами, обратился иронично Раджед, стряхивая с себя остатки усталости. Хотя, признаться, сил он истратил преступно много. Проклятая волна едва не сгубила его. Как ни старался, но последствия столкновения упрямо ощущались.

Льор отгонял от себя мысли, что враг, возможно, сделался за многие годы сильнее него. Янтарный льор не имел права проигрывать. По меньшей мере ему не позволило бы самолюбие. Хотя на самом деле… нет, говорить о долге перед чужой планетой казалось слишком напыщенно. Лучше уж определять это жгучее стремление к победе как удаль воина.

Раджед просчитывал, с какой стороны атакует Нармо. Трепещущая алым туманом аура чародея кровавой яшмы ощущалась где-то поблизости, но он упрямо маскировал свое присутствие. Он мог выпрыгнуть из потайной двери или внутреннего портала за зеркалом, отделиться от жутковатых змей и драконов, изображенных на мрачном плафоне. Мог атаковать каждый миг из-за спины, стряхнув с себя маскирующую магию. В чужой башне у пришельца не было преимуществ, зато хозяева питались магией самоцветов. Впрочем, башня Нармо осталась там же, где и крепость Раджеда – на западном материке.

– Здоровья тебе желать? Еще чего! Чтоб ты окаменел! – пренебрежительно фыркнула чародейка, едва заметно прикоснувшись к прозрачному сизому камню, который украшал ее собранные в сетку длинные волосы, свешиваясь на белый высокий лоб. Ее талисман – дымчатый топаз. Для ячеда – просто драгоценность, одна из многих на строгом, но дорогом платье королевы, расшитом по корсажу узорами темных каменьев. Зато для льора – безошибочный ориентир, от которого исходила энергия. Иные камни пели, перешептывались, а этот отчетливо шипел, как бесприютный ветер, затерявшийся среди склепов и пещер.

– Решила показать своих новых питомцев? Дешевые игры! Глупая выдумка праздной кокетки, – пренебрежительно бросил Раджед, наблюдая, как из зеркал полезли полупрозрачные тени, каждая из которых сжимала сотканный из дыма клинок.

Илэни не отвечала, только сцепила руки, высокомерно наблюдая из-под полуприкрытых век. Она точно всегда спала наяву. И была ли вообще живой? Раджед уже и сам не понимал, что нашел когда-то в этой ледяной статуе. Он ведь всегда стремился к жизни, может, иногда к пустой суете, но не к мертвенному покою. Удивляло, почему чума окаменения столько лет обходила топазовую башню, ведь ее хозяйка давным-давно окаменела изнутри. В ее сердце царствовал лед, что не растопил бы ни один огонь: ни пламя пожарища, ни ласковое солнце весны. Ее считали одержимой, проклятой. Лишь Раджед когда-то в этом усомнился, не поддался на общую молву, но ныне ненавидел Илэни, считая ее безумной.

Картину изображенных на потолке драконов, которые разрывали своих жертв, тоже соткало жестокое сознание чародейки. Ее душу пропитали темные тени, которые ныне лезли страшной выдумкой из зеркал.