Игра кавалеров

Взгляд Фрэнсиса Кроуфорда был устремлен на Тития. В заполненной пылью впадине рта, в арках ребер, в выпирающих, тщательно выточенных из камня внутренностях — во всем выражался склад ума Мишеля Эриссона, чей покойный брат столь доблестно послужил своей стране, разоблачив перед французами коварство Робина Стюарта.

— Черт бы тебя побрал, — добродушно ругнулся Лаймонд. — Я весь взмок, как кляча, что тащит вагонетку. Посмотри еще раз.

Массивное, покрытое пылью лицо вытянулось от удивления.

— Иисусе Христе…

Сквозь легкую дымку они долго глядели друг другу в глаза.

— Иисусе Христе, — повторил скульптор с совершенно иной интонацией. — Это же Тади Бой Баллах. — И с возгласом радостного изумления бросился обнимать своего гостя.

В бунтарской натуре Эриссона таилась большая жизненная сила. Он узнал о цели пребывания Лаймонда во Франции, посмеялся до слез над его шальными выходками и безумным вдохновенным маскарадом, но ответа на вопрос, ради кого или чего тот все это проделал, скульптор отнюдь не требовал. Игра стоила свеч. Этика Мишеля Эриссона принадлежала только ему и основывалась на страстных убеждениях, которые он всегда горячо отстаивал. Он затравил бы до смерти любого, кто намеревается убить ребенка, уничтожил бы за низменность побуждений. Но что касается Робина Стюарта и его поспешных, бестолковых и беспринципных деяний, он испытывал к лучнику всего лишь искреннее презрение, прекрасно понимая его суть. Фигура поверженного гиганта, печень которого терзает коршун, — вот все, что мог сказать скульптор по поводу удара мечом, оборвавшего жизнь его брата.

До Мишеля Эриссона дошли слухи, облетевшие всю Францию: лучник находится на пути ко двору. Посланцы из Лондона, привезшие печальную весть и доставившие пожитки Брайса, сообщили ему кое-какие подробности этой истории. Теперь же он впервые услышал об участии лорда д'Обиньи в деле, и причиненная ему лично обида обратилась в ярость, направленную против подлеца, нанявшего Робина Стюарта. Лаймонд постарался накалить страсти и ненавязчиво упомянул имя Антониуса Бека.

— Ах этот чертов недоумок, поганая кочерыжка! — зло воскликнул на местном диалекте Мишель Эриссон. — Поставлял его милости ворованное серебро за полцены, откупался и от меня тоже, пока я не обнаружил, каков он фрукт. Клянусь Богом, я мог бы порассказать такое…

— Расскажи, — потребовал Лаймонд, а в конце язвительного повествования поведал то, что знал сам. — Я хочу получить от него подтверждение, Мишель, что это по заказу д'Обиньи он наскочил на «Ла Сове» в прошлом году.

Скульптор положил свои опухшие ноги на сундук, исподлобья посмотрев на собеседника.

— Стюарт расскажет все, что знает о д'Обиньи, разве не так? Думаешь, его милость сможет вывернуться?

— Да, — безмятежно отозвался Лаймонд.

Круглые глаза скульптора по-прежнему смотрели пристально.

— Понятно. Ты видел Бека?

— Его нет дома. Я занимался его поисками целых три дня. Но дольше задерживаться здесь не могу.

— У тебя есть еще какие-нибудь доказательства?

— Одно. На самый крайний случай.

— В этакой проклятой неразберихе не угадать, когда наступит крайний случай, — проворчал Мишель Эриссон. — Если доказательство весомое, используй его, а я найду Бека. Мне о нем достаточно известно, чтобы с него живого содрать кожу и изрезать на ленточки. Он признается… Стоит мне только сыскать его. Но на твоем месте, парень, я бы постарался обработать того свидетеля.

— Чертовски длинным резцом, — усмехнулся Лаймонд.

Скульптор поднял на него глаза.

— Это женщина, да? Ну так что же! Стоит ли деликатничать. Состав иной, но коготки-то те же.

— В составе я не разбираюсь, — шутливо заметил Лаймонд, — а коготки успел испытать на себе. Да, гадюка выползла из невысоких зарослей вереска и ужалила рыцаря в ногу. Твое дело вырвать истинную правду у неуловимого господина Бека.

— Боже, с наслаждением. — Эриссон встал. — Давай пойдем поедим. Парень, я не узнал бы тебя. Ты…

— …Согрешил против природы своей. Полагаю, правители Франции обманутся так же легко. В Орлеане меня ждет брат с придворными новостями. О'Лайам-Роу должен был это устроить.

— Думаешь, тебе удастся одурачить их всех во второй раз? — Мишель Эриссон с сомнением посмотрел на Лаймонда, прихрамывая, подошел к нему и оперся о его плечо. — Боже, не завидую я твоему брату. Если выплывет, что ты — Тади Бой, а д'Обиньи все еще будет в фаворе, тогда…

— …Тогда мы будем очень счастливы, — тихо перебил его Лаймонд, — если нам удастся добыть признание господина Бека.

А в Орлеане Ричард, лорд Калтер, которому Мишель Эриссон не завидовал, ждал своего брата на постоялом дворе под названием «Маленький бог любви». Выбрал его Лаймонд, и эта остроумная выходка несколько успокаивала. Сюда же на постоялый двор была доставлена значительная часть багажа герольда Вервассала, здесь его ожидали паж, камердинер, трубач, три оруженосца и грум, предоставленные вдовствующей королевой.